Бунтарь - [20]

Девушка будто потухла. Старбаку вспомнилось, как Бельведер Делани болтал о том, насколько сильно Итена Ридли раздражает невеста, приданное которой должно было поправить его финансовое положение. Глядя сейчас на Анну, такую несчастную и павшую духом, юноша молил Бога, чтобы слова Делани оказались просто трепотнёй.

— Папа сказал, что юбки — мой заказ?

— Так я понял вашего дядю.

— А-а. Дятел, он и есть дятел.

— Мне поручение показалось странным.

— Всё в эти дни странно. — заключила девушка, — К папе я за объяснениями идти боюсь. Он сейчас не в духе.

— Почему?

— Из-за Итена. Итен не смог отыскать Труслоу, а папа на Труслоу очень надеялся. Вам известно, кто такой Труслоу?

— Дядя ваш расписал. Причём, весьма мрачными красками.

— Труслоу действительно мрачный. И пугающий.

Анна испытующе взглянула на Старбака:

— Я могу вам доверять?

Юноша мысленно крякнул. Что за жуткую историю про легендарного злодея Труслоу он услышит на этот раз? Вслух же вежливо ответствовал:

— Окажите честь, мисс Фальконер.

— Просто Анна, пожалуйста. Я надеюсь, что мы с вами подружимся. То, что я вам поведаю, — секрет. Так вот: я сомневаюсь, что Итен, вообще, ездил к Труслоу. Он ужасно боится Труслоу, как и любой в наших местах. Говорит, что не боится, но боится. — девушка понизила голос, — Мне кажется, что он не ездил к Труслоу.

— Ну… — неопределённо произнёс Старбак, — Итен Ридли не из тех, кого легко напугать.

— Труслоу он боится. — она вновь взяла северянина под локоть, — Может, отец вызвал вас, чтобы послать на поиски Труслоу?

— Меня?

Анна оживилась:

— Рассматривайте это, как рыцарский поход. Всех юных рыцарей мой отец посылает бросить вызов дракону, и лишь тот, кто победит чудовище, будет с честью носить звание наиотважнейшего, наиблагороднейшего… Как вам, мистер Старбак? Хотите зваться «Старбак Наиблагороднейший»?

— Не особенно.

— Отец оценил бы укрощение дракона Труслоу.

Натаниэль молчал, и Анна повернула к дому:

— Жаль. Пойдёмте тогда, покажу вам моих пёсиков. Вы скажете, что они — самые милые в свете, и мы, прихватив корзинку с принадлежностями для живописи, отправимся к реке. Вы повесите свою потрёпанную шляпу на сук ивы, и я буду вас рисовать. Не уверена, правда, что там растут ивы, я в деревьях разбираюсь не очень.

Старбаку не суждено было увидеть собачек Анны, равно, как и попозировать ей, потому что двери парадного входа в «Семь вёсен» распахнулись, и на крыльце появился полковник Вашингтон Фальконер собственной персоной.

У Анны и Старбака перехватило дыхание. Полковник был облачён в новую серую форму и выглядел во всех смыслах ослепительно. Солнце сверкало на золотом шитье и галунах, рождало зайчиков, отражаясь в начищенной коже сапог. Пара жёлтых лайковых перчаток была заткнута за чёрный ремень, ниже которого был повязан красный шёлковый кушак с кистями. Металл ножен поражал зеркальным блеском, а жёлтый плюмаж шляпы трепетал на ветру. В целом, Фальконер производил впечатление человека, рождённого на свет прямо в этой самой форме исключительно для того, чтобы вести свободных людей к победе на поле славы. Полковник покрасовался перед оконным стеклом и горделиво осведомился:

— Ну, как, Анна?

— Великолепно, папа! — воскликнула Анна пылко.

Высыпавшая из дома чернокожая дворня дружно закивала в знак полного согласия с дочерью хозяина.

— Я ожидал форму вчера, Нат. — мягко попенял секретарю Фальконер.

— Шефферы подвели. — второй раз вралось глаже, — Искренне просили прощения, сэр.

— Прощаю. Прощаю за их мастерство. — Фальконер не мог отвести глаз от отражения в стекле.

Золотые шпоры висели на позолоченных цепочках. Из мягкой кожаной кобуры торчала револьверная рукоять, пристёгнутая золотой цепью к поясу. По швам бриджей шли бело-жёлтые лампасы, в бахроме эполет чередовался жёлтый и золотой шнуры. Сабля с отделанным слоновой костью эфесом, звякнув, покинула ножны. Кривое лезвие вспыхнуло на солнце.

— Французская, — любовно погладил клинок Фальконер, — Моему прадеду подарил её Лафайет [7]. И вновь ей предстоит крестовый поход за свободу.

— Вам очень идёт форма, сэр.

— Форма всякому к лицу. — несколько смущённо сказал Фальконер, вкладывая оружие обратно в ножны, — Дорога не слишком вымотала тебя, Нат?

— Нет, сэр.

— Тогда отцепи от себя мою дочь, и поищем тебе работку.

— Какая работка, папа? Сегодня же воскресенье! — возмутилась Анна.

— Воскресенье. И ты, моя милочка, должна быть в церкви.

— В церкви ужасно душно, папа, а Нат согласился позировать мне. Неужели ты откажешь мне в такой малости?

— Откажу, моя милочка. Нат опоздал на день, а дел невпроворот. Почему бы тебе не сходить почитать вслух твоей матушке?

— Потому что она сидит в темноте, обложившись льдом по совету доктора Дэнсона.

— Доктор Дэнсон — тупица, как и многие другие.

— От многих других его отличает наличие медицинского диплома, папа.

С отцом Анна преображалась. Куда девалась её робость и затаённый страх?

— Папа, ты, правда, заберёшь у меня Ната?

— Прости, моя милочка, заберу.

Анна отпустила локоть Старбака и одарила его на прощание блеклой улыбкой.

— Скучает она. — пожаловался секретарю Фальконер, вводя его в дом, — Заболтать может до смерти. Переночевал в пути без происшествий?