Бунтарь - [16]

— Я, что, по-турецки говорю? — разъярился Бёрд, — Что из сказанного мною вам непонятно? Вам разъяснить, что такое мундир, Старбак? Или в вашем окружении столько полковников, что для вас загадка, которого из них я имею в виду? Боже правый, вы в Йеле учились, если не ошибаюсь?

— Да.

— Это всё объясняет. Глупо было с моей стороны предполагать, будто после той зауми, которой вас пичкают там выжившие из ума профессора, ваш разум сохранит способность воспринимать очевидные вещи.

Довольный собственным остроумием, он засмеялся, непроизвольно дёргая головой вперёд-назад, будто выклёвывал что-то из невидимого ствола. Дятел, вылитый дятел. И всё же, доведись Старбаку выбирать прозвище для этого неприятного, угловатого господина, он окрестил бы его Пауком. За длинные узловатые конечности, за непредсказуемость, за яд, источаемый на всё вокруг.

— Полковник поручил мне кое-какие дела в Ричмонде. — Птичка-Дятел говорил ласково, чётко произнося каждое слово, как если бы беседовал со слабоумным или ребёнком, — Вы переспрашивайте, молодой человек, не стесняйтесь, коль ваше истощённое Йелем серое вещество чего-то не уразумеет. Вы едете в Фальконер-Хаус, где полковник…

Он выделил «полковника» насмешливым салютом.

— …Жаждет вашего общества, но только в том случае, если портные закончили его мундир. Вам оказано великое доверие и великая честь привезти полковнику его форму, а его дочери — юбки. Смотрите, не спутайте: мундир — полковнику, дочери — юбки. Не наоборот.

— Юбки?

— Это такие штуки, которые носят женщины вместо штанов! — прошипел Бёрд.

Он плюхнулся за рояль и сыграл арпеджио, перешедшее в «Тело Джона Брауна», на мотив которого принялся напевать, не особенно заботясь о соблюдении ритма, рифмы или мелодии:

— Зачем Анне ещё юбки? Нам, мужчинам, не понять. Здравый смысл и юные да-амы несовместимы, тра-ла-ла-ла! Зачем Анне Итен Ридли? И на этот вот вопрос я не дам, увы, ответа, смотри выше ремарку относительно здравого смысла и юных красавиц, — задумавшись, он прекратил играть, — Хотя художник он неплохой…

— Итен Ридли — художник? — удивился Старбак.

— И весьма одарённый. — с некоторой завистью подтвердил Бёрд, — Но лень, Старбак, лень. Зарывает талант в землю. Предпочитает не зарабатывать деньги, а взять и жениться на них.

Бёрд сопроводил тираду минорным аккордом и патетически продекламировал:

— «Он раб страстей…»

— «…И сын греха» — автоматически закончил шекспировскую строчку Старбак.

— Вижу, в Йеле вы тратили время не только на Священное Писание… — прищурился Бёрд и вновь вернулся к драматически-ёрническому тону, — Вот этот раб страстей должен осчастливить браком дочь полковника! Отчего же благородное семейство сквозь пальцы смотрит на сей мезальянс? Бог знает. Да не скажет. Правда, сейчас молодой мистер Ридли попал в опалу у полковника. Не смог завлечь в Легион Труслоу! Ай-ай-ай!

Бёрд ударил по клавишам, исторгнув из недр инструмента нечто демонически-торжественное:

— Труслоу нет, полковник удручён, лавры Ридли приувяли!

— Кто такой Труслоу? — осведомился Старбак безнадёжно.

— Труслоу?

Зловещий аккорд.

— Труслоу, Старбак, — душегуб, убийца, преступник! Наш злодей, наш зверь, наш демон с холмов, наш дракон!

Бёрд крутнулся на сиденье к Старбаку:

— Труслоу — мерзавец, которого мой повредившийся в рассудке зятёк желает непременно иметь в рядах Легиона! Видите ли, Труслоу воевал в Мексике! Истинная же причина в том, что дурная слава Труслоу, по мысли нашего драгоценного полковника, должна каким-то образом укрепить боевую репутацию Легиона. Мир — странное местечко, мистер Старбак. Пойдём, что ли, за юбками для моей племянницы?

— Вы назвали Труслоу убийцей, так?

— Он и есть убийца. Отбил чужую жену, отправив на тот свет мужа. Спасаясь от тюрьмы, сбежал на войну с Мексикой. Вернувшись, принялся за старое, ведь Труслоу, в отличие от лоботряса Ридли, непрерывно совершенствует свой талант. Парню, покусившемуся увести у него лошадь (курьёз, право же, Труслоу сам — первый конокрад!), он хладнокровно вскрыл глотку.

Бёрд извлёк тонкую тёмную сигару со дна одного из своих оттянутых вислых карманов. Откусив кончик, он выплюнул его на пол в направлении фарфоровой плевательницы:

— Наш Труслоу на дух не переносит янки. — с удовольствием сообщил учитель Старбаку, — Встретит в Легионе, чего доброго, отточит на вас лишний раз свой природный дар.

Бёрд поджёг сигару и, окутанный облаком дыма, захихикал, тряся головой:

— Я удовлетворил ваше любопытство, Старбак? Отлично посплетничали, не правда ли? Тогда поспешим за мундиром и юбками, без которых нам не выиграть войны.

Первым делом Бёрд поволок Старбака в огромный пакгауз Бойла и Гэмбла, где заказал боеприпасы:

— Пули Минье. Наш доблестный Легион выстреливает их быстрее, чем заводы производят. Нам нужно много, очень много. У вас есть пули Минье?

— Само собой, мистер Бёрд.

— Я не мистер Бёрд! — заносчиво произнёс Бёрд, — Я — майор Бёрд из Легиона Фальконера!

Он прищёлкнул каблуками и отвесил пожилому приказчику церемонный поклон.

^{Пули конструкции капитана Минье. Чертёж из арсенала в Харперс-Ферри и фотография копаной пули. Пуля забивалась в ствол шомполом, при выстреле полое донце расширялось за счёт пороховых газов, обеспечивая герметизацию ствола и надёжное зацепление пули с нарезами. В США пуле Минье установлено целых три памятника на полях битв Гражданской войны: под Геттисбергом, Виксбургом и Шайло.}