Бунт на «Баунти» - [45]

– Если вы не против, – сказал джентльмен. – Но, мистер Льюис, – прибавил он, когда тот собрался выйти из комнаты, – трость можете оставить здесь.

– Как прикажете, сэр, – ответил мистер Льюис, и миг спустя мы с джентльменом остались один на один.

С того дня и до моего появления на борту «Баунти» прошло больше трех лет, и почти каждый из вечеров я и еще трое-четверо моих братьев поднимались на самый верх заведения мистера Льюиса, чтобы удовлетворить нужды и исполнить желания джентльменов, которые платили за свои удовольствия. Лиц их я не помню. О том, что они делали, помню мало. Я научился выбрасывать испытанное мной из головы, оставаться Тернстайлом внизу и становиться Джоном Джейкобом наверху. Ито, что делалясам, стало лишатьсядляменя всякого значения. По большей части происходившее занимало не более получаса. Мне было все равно. Я себя и живым-то не чувствовал. А затем как-то утром, за два дня до Рождества, я украл карманные часы мистера Зелеса и к концу того дня был избавлен от всего мной здесь описанного.

Очнулся я словно рывком и уткнулся взглядом в потолок надо мной. Что-то случилось со мной, но что? Какой нынче день? Понедельник? Прошу Тебя, Спаситель, пусть будет понедельник, по этим дням мистер Льюис джентльменов не принимает, это день нашего отдыха, следующий за Твоим днем.

Нет. Я не в заведении мистера Льюиса.

Я на корабле.

На «Баунти»!

Тело мое испуганно дернулось, на меня навалились воспоминания – меня похищают, раздевают, бьют, размалевывают, истязают, связывают, я получаю пинок, тону, – и я завопил от боли и, клянусь, подумал, что меня отправили в ад, поджариваться. Я опустил взгляд на себя, но тело мое было покрыто грубым одеялом, а приподнять его, чтобы осмотреть скрытые под ним раны, я не решился.

– Ну вот ты и пришел в себя, – прозвучал рядом со мной голос, и я, с немалым трудом повернув голову, увидел сидящего на корточках капитана Блая.

– Матросы… – прошептал я. – Моряки… Мистер Хейвуд… Мистер Кристиан…

– Чш-ш, мастер Тернстайл, – произнес он. – Тебе еще требуется небольшой отдых. Ты поправишься. Мне случалось видеть головастиков, которых отделывали и похуже. Моряки, мой юный друг, народ суеверный, а матросы куда легковернее деревенских старушек. Одно только небо знает, что может случиться, если не позволить им поступать, как они привыкли. Когда корабль пересекает экватор, король Нептун должен получить свою жертву. Все прошли через это. Я тоже прошел многие годы назад. А ты, как я слышал, принял все с большой стойкостью. Теперь ты морской волк с обросшей ракушками спиной и заслуживаешь подарка.

Он отступил от койки, вошел в свою каюту и несколько мгновений спустя вернулся с пергаментным свитком и торжественно развернул его.

– Это матросы оставили для тебя, – сказал он. – Прочитать его тебе?

Я смотрел на него, не отвечая ни «нет», ни «да», и, по-видимому, он принял мое молчание за согласие, потому что растянул пергамент во всю длину и вгляделся в первые начертанные там слова.

– Сим объявляем, – произнес он суровым голосом, который напомнил мне о чудовище, что пытало меня на палубе. – В соответствии с нашим Королевским Волеизъявлением отважный Джон Джейкоб Тернстайл, бывший склизкий головастик, вступил сегодня в наши владения. Настоящим мы провозглашаем, что, согласно нашей Королевской Воле, названному малому даруется Свобода Мореплавания. Буде свалится он за борт, мы повелеваем всем Акулам, Дельфинам, Китам, Сиренам и иным обитателям Глубин воздержаться от причинения его особе какого ни на есть вреда. И повелеваем далее, чтобы все Моряки, Солдаты и иные, не пересекшие Пределов Нашего Королевства, относились к нему с должным почтением и учтивостью. Подписано нашей рукой при Нашем Дворе на борту судна его Королевского Величества «Баунти» при прохождении Экватора по должной Долготе в день осьмой фебруария года от Рождества Христова 1788. Скреплено подписью Рака, Высокого Секретаря при дворе Нептуна, Короля.

Капитан свернул свиток, улыбнулся.

– Хороший старинный текст, верно? – спросил он. – Тебе следует гордиться собой, мой мальчик. Ты гораздо сильнее, чем думаешь. Может быть, настанет день и тебе придется вспомнить об этом.

Я закрыл глаза, попытался сглотнуть, но горло мое жгло так, что мне показалось, будто в нем гравий застрял. Я не знал, что досаждало мне сильнее – жестокие мучения, какие я претерпел в руках моряков, или разочарование, которое испытал, поняв, что капитан не только одобрял такого рода поступки, но знал, что творится на палубе, и шагу не сделал, чтобы спасти меня.

И, лежа на койке, я, разбитая скорлупка того, кто заснул на ней прошлой ночью, принес обет. Я поклялся, что если когда-нибудь настанет миг, который позволит мне бросить этот корабль и навсегда бежать с него, я так и поступлю. Если мне улыбнется удача, я покину «Баунти» и никогда не вернусь ни на корабль, ни к мистеру Льюису, ни в Англию.

Я поклялся в этом, Христос мне свидетель.

12

Если бы до начала моих приключений на борту «Баунти» – в те дни, когда я жил в Портсмуте, в заведении мистера Льюиса, – меня спросили, как я представляю себе мореплавателя, я ответил бы, что он ведет жизнь, полную приключений, волнующих событий и храбрых дел. И тяжелой работы, конечно, однако каждое солнечное утро бросает ему новый волнующий вызов.