Бунт на «Баунти» - [31]

Тем ярким утром в Санта-Крус на палубе трудилась примерно треть команды – одни матросы висели на вантах, латая паруса, другие стояли на четвереньках у бадеек с водой и драили жесткими щетками палубные доски, – остальные же мало-помалу возвращались из города с провизией для нашего дальнейшего плавания. Мерзейший мистер Хейвуд осмотрелся и указал мне на двух матросов, отчищавших палубу у якорного шпиля.

– Иди к ним, Турнепс, – сказал он.

– Тернстайл, – сказал я, готовый влепить ему за наглость пощечину.

– Невелика разница, – мгновенно ответил он. – Будешь работать с Квинталем и Самнером. И мне требуется, чтобы, когда вы закончите, я мог есть с этой палубы мой обед, понятно?

– Безусловно, сэр, – сказал я, едва он повернулся ко мне спиной. – Буду рад подать его вам сюда.

– Что? – спросил он, оборачиваясь.

– Приступаю к чистке палубы, сэр. Вы кругом правы.

– Как ты знаешь, капитан ценит гигиену превыше всего…

– О, это я знаю, сэр, – ответил я, изображая бахвала. – Уж мне ли не знать. Помилуйте, да только вчера вечером мы сидели в его каюте, только мы, никого больше, и капитан повернулся ко мне и сказал: «Мастер Тернстайл, – сказал он. – Мастер Тернстайл, если я и научился чему-то за время моей карьеры во флоте Его Величества…»

– Мне некогда слушать твои дурацкие россказни, – закричал мистер Хейвуд, а вернее сказать, прогавкал, как ему, псу, и полагалось, и я понял: одно очко я у него выиграл, потому как мысль, что мы с капитаном ведем разговоры столь доверительные, ему нисколько не понравилась.

Хотя, по правде сказать, мы их и вели – в последние недели капитан всякий раз, что я оказывался рядом с ним, говорил со мной по несколько минут кряду, рассказывая о том, чего он, быть может, никогда не обсуждал с другими матросами и офицерами. Подозреваю, причина состояла в том, что он считал меня не одним из них, а близким ему человеком, которого можно посвящать в свои тайные мысли, как, скажем, врача, и капитан был прав, поскольку мне нравилось думать о себе как о человеке преданном – ну, то есть, когда я не планировал вырваться из лап короля Георга. Но однако же я обиделся, что мне не позволили сойти на берег и повеселиться, счел это невыносимо жестоким ударом.

– Капитан желает, чтобы, пока пополняются припасы и производится необходимый ремонт корабля, он был отчищен и отскоблен от киля до клотика, – продолжал мистер Хейвуд и заодно уж почесал, грязная свинья, свои причиндалы, хоть и разговаривал со мной. – А потому немедленно приступай к работе.

Я кивнул и направился, как мне было велено, к двум матросам, и те, пока я приближался, один за другим оторвались от работы, чтобы посмотреть на меня, потом переглянулись и обменялись улыбками. С той поры, как мы в декабре вышли из Спитхеда, я проводил на палубе не так уж и много времени, но, по правде сказать, кое-кто из матросов повергал меня в трепет. Мне доводилось когда-то знать немало головорезов – приятели мистера Льюиса были типами малоприятными, с какими лучше на темной улице не встречаться, – однако наши матросы производили впечатление людей, которые способны убить тебя с такой же легкостью, с какой время тебе назовут. Страшноватые были ребята. И вонючие. И вечно жевали жвачку или выковыривали бог весть что из своих немытых волос. Первым из тех, кто теперь ожидал моего приближения, был Мэттью Квинталь, широкоплечий малый лет двадцати пяти или около того, с мышцами пахотного вола, а вторым – Джон Самнер, этот был немного старше, не таким крепко сбитым и состоял у Квинталя в прихлебателях.

– С добрым утром, – сказал я, и едва эти слова слетели с моих уст, как я пожалел о них, потому что всякий раз, произнося что-нибудь похожее, я наверняка производил впечатление неженки. Надо было вообще ничего не говорить, а просто приняться за работу.

– Ладно, доброго утра и тебе тоже, – ответил Квинталь, и мне вмиг стало не по себе от его широкой улыбки. – Только не говорите мне, что наш маленький лорд соизволил подняться из трюма и присоединиться к простым работягам.

Я пожал плечами, выудил из бадейки щетку и опустился на колени, дабы приступить к адской скреботне.

– Не думайте, что мне так уж этого хотелось, – сказал я, твердо глядя ему в глаза. – Будь моя воля, я бы лежал сейчас на койке да пересчитывал свои пальцы и муде почесывал. Но этот грязный свинтус, мистер Хейвуд, впился в меня как клещ. Вот я и здесь.

Квинталь прищурился – возможно, мой ответ его удивил, – но затем усмехнулся и покачал головой.

– Ладно, по крайности, сказано честно, – признал он и вернулся к работе, дав Самнеру понять, что и тому вернуться к ней не помешает. – Тут не много найдется таких, кто не предпочел бы сейчас малость погулять на приволье, верно? – прибавил он и взглянул на берег, и я, посмотрев туда же, увидел трех девиц, которые стояли на холодном камне, смотрели на «Баунти» и хихикали, тыча пальцами в работавших на снастях матросов.

– Эх, мама родная, – сказал Квинталь и присвистнул сквозь зубы. – Чего я только не отдал бы за десять минут наедине с одной, двумя, а то и тремя из них.

– Сдается мне, Мэттью, ты бы им показал, почем фунт лиха, – произнес Самнер, и я окончательно понял, кто здесь раб, а кто хозяин. – Научил бы их паре штучек-дрючек.