Бунт Афродиты. Tunc - [109]

Он взял цветной карандаш и стал рисовать на обороте газеты.

Нет, ничего подобного я раньше не видел.

— А, ладно, — покорно сказал Пулли. — Это то, что он построил для себя. Для других это, может, не доказательство, но для того, кто знал Карадока, это решающий факт. Пойми, он просто не смог бы не писать мнемоны и строить дома. Попробуй поставить себя на его место. И поэтому его всегда найдут. — Он помолчал, допил что оставалось в стакане и продолжал: — Не помню, выложил я им всё это или нет, я ничего не соображал. Джулиан только и сказал, когда благодарил меня: «В таком случае будем считать, что дело закрыто». Но в том-то и дело, что не знаешь, можно ли ему верить. Ах! В том-то и дело.

Дело закрыто.

— Возможно, — сказал Пулли, — нам следует быть более самостоятельными. — Он прошёлся по гостиной, разглядывая безделушки на столиках и каминной полке. — Но я никогда и помыслить не мог попытаться уйти из фирмы, — проговорил он печально. — А вот на твоём месте, Феликс, я бы…

— На моём? — возмутился я. — Я-то тут при чём?

— Нет-нет, ты ни при чём, но я почему-то всегда сомневался насчёт тебя — я имею в виду, с самого начала. Действительно ли твоё место здесь, с нами.

— Будь я проклят! — воскликнул я с нескрываемым удивлением. Я вдруг осознал, что должны быть, по крайней мере, где-то люди, неподвластные фирме. Пулли обнажил огромные зубы в детской улыбке.

— Ты один из немногих в компании, — сказал он, — кто и в самом деле вызывает подозрения. Лично я, пожалуй, полностью тебе доверяю.

— И тебе кажется, что когда-нибудь я сбегу?

— О, такого я не говорил. Я вообще уже ни в чём не уверен после этих чёртовых лекарств. До сих пор я иногда начинаю плакать ни с того ни с сего. Так что не задавай мне наводящих вопросов. К тому же, Феликс, разве сейчас время из-за чего-то беспокоиться? Сегодня тебя бесит, что приходится платить такой большой подоходный налог, а завтра уже лежишь в сосновом гробу. Господи, не дёргайся, приятель, не дёргайся!

— Теперь ты говоришь мне — не дёргайся.

— Да, пока не слишком прижали. Все мы так поступаем. Слабый обычно прибегает к бессмысленному насилию. Помню старину Трэббла — однажды он выскочил с пожарным топором и принялся кромсать машину Джулиана. Но его вылечили и отправили в дальнеё отделение за границей. А бедная миссис Трэббл — после её смерти служанки донашивали её платья и обувь; было так неприятно и больно смотреть на это. А, ладно! — Он зевнул и потянулся. — Мне надо идти. Приятно было повидать тебя, увидимся снова как-нибудь на днях, а? Когда всё утрясётся.

Взгляд у него был затравленный, что мне не очень понравилось, и походка тоже — совсем старческая. Я проводил его до двери и предложил переехать ко мне, пожить несколько недель, но он медленно покачал головой.

— Спасибо, нет, — ответил он. — Будь здоров!

Я стоял в дверях и смотрел, как он бредёт к ближайшей станции метро. Он не обернулся на углу и не помахал мне, как бывало, на прощанье.

* * *

Не просто оказалось выследить, — если уместно так выразиться, — Джулиана, но в конце концов я узнал, что он проводит уикенд где-то за городом. В трубке раздался его зевающий голос:

— Ах, это ты, Чарлок! — проговорил он. — А я подумал, кто бы это мог быть?

— Джулиан, — сказал я. — Я принял решение, которое хотел бы обсудить с тобой. Само по себе оно не имеет большого значения, но для меня это чрезвычайно важно.

Джулиан кашлянул и ответил:

— Ты ведь знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня.

Это вовсе не прозвучало как пустая отговорка. Я набрался духу и продолжил:

— Я решил отдать одно из моих изобретений публике — отдать, понимаете? Просто и без всяких оговорок подарить людям. — Он молчал, и, выдержав паузу, я сказал: — Недавно, проводя между делом химические опыты в лаборатории, я создал вещество, которое могло бы оказаться сущим спасением для простых домохозяек. Его производство ничего или почти ничего не стоит. Оно совершит настоящую революцию в стирке.

— Только, ради бога, получи патент…

— Но послушайте. Я намерен отдать даром. Думаю послать письмо в «Таймс» с описанием того, как любой может, потратив какой-нибудь пенс, составить это…

Голос Джулиана изменился. Я услышал, как он вздохнул, зажёг спичку, выдохнул дым.

— Рад, что ты сначала решил обсудить это со мной, прежде чем предпринимать какие-то шаги, — сказал он. — Что, в конце концов, важно? И при стоимости в полтора пенса твоё средство всё равно останется спасением для домохозяек — зато патент будет у фирмы. Или ты считаешь, мы не заботимся о публике? Полагаю, по сравнению с другими фирмами, мы…

— Дело совсем не в этом. Понимаете, просто я чувствую, что хоть раз в жизни должен сделать такой жест, отдать что-то даром, что-то, что является плодом моей мысли, так сказать. Можете вы это понять?

— Разумеется. Я понимаю, что ты имеешь в виду, — хладнокровно сказал он. — Но тем не менее мне не вполне ясны мотивы. При посредничестве фирмы ты столько дал миру, Чарлок.

— Не дал, Джулиан. В том-то и дело. Продал.

— В твоей идее чувствуется дух христианского милосердия, — сухо сказал он. — Похвально, похвально, — добавил он серьёзным, но поскучневшим голосом.