Бумеранг, или Австралия вновь открытая - [8]
Пройдитесь по Сиднею и вокруг Сиднея — и вы увидите, до какой степени все здесь заимствовано у Лондона. Вы обнаружите здесь Гайд‑парк, Бэйс‑уотер, Паддингтон, Кенсингтон, Кинг-кросс. А рядом — аборигенное: Ваттамолла, Парраматта, Воллонгонг, Ку‑Ринг‑Гай. И тут же европейское: один из пригородов носит всем на удивление название департамента во Франции — Воклюз.
Мне все уши прожужжали о Кинг‑кроссе — сердце города, его гордости и самом убедительном доказательстве его космополитизма. В Сиднее это не железнодорожный вокзал, как его лондонский тезка, а Пиккадилли-сёркус, Челси и Сохо, скрученные в единое целое[3]. Однако единственное, в чем я готов поддержать репутацию Кинг- кросса, так это обилие ресторанов, и только. Я направлялся туда с великими надеждами найти безудержное веселье, шум буйной толпы и, может, даже чуточку аморальности, способной вызвать искру праведного авторского негодования. Ничего похожего! Быть может, я попал туда не в тот день, но весь район был потрясающе безжизненным. Унылый вид оживляли лишь кучки американских туристов, искавших то же, что и я.
И когда я уже собирался покинуть Кинг‑кросс, на вымершей улице появился одинокий бородатый и босоногий мужчина. Был он печален и одинок. Был он похож на человека, взвалившего на себя непосильную ношу — поддерживать всемирно, известную репутацию самого лихого и эксцентричного района города, репутацию, в которую сам он давно уже не верил. Мне этот человек понравился — он выглядел человеком долга, сознательно исполняющим неприятное ему дело.
Сидней задумал построить собственную оперу. Начинанию суждено было стать одним из величайших строительных скандалов нашего века. Вот суть дела. Датский архитектор Й. Утзон, чей проект получил на конкурсе первую премию, начал строить здание оперного театра, стоимость которого, по представлению правительства, должна была равняться 3 миллионам фунтов стерлингов.
То, что последовало дальше, — просто-напросто очередное доказательство некоммуникабельности, существующей между бюрократами-чиновниками и вдохновенными художниками. Министр общественных работ штата Новый Южный Уэльс был почему-то потрясен, когда узнал, что вместо 3 миллионов. предстоит затратить 30 миллионов.
При этом по-прежнему оставался открытым вопрос о том, когда же в здании зазвучат первые оперные мелодии (и сколько денег потребуется еще). На все это архитектор и его друзья по искусству отвечали, что новое здание — детище гения (что соответствует истине), не просто прекраснейшее и оригинальнейшее архитектурное сооружение второй половины столетия — а может, и всего столетия, — но еще и сооружение новаторское, экспериментальное. Разве возможно делать какие-то арифметические подсчеты того, что еще никто и никогда не делал?! В конце концов они ведь строят не какое-нибудь там правительственное здание!
Министр был буквально доведен до слез. Напрасно кричал он, что бюджет есть бюджет, что ни одному казначейству в мире не пришлось бы по душе увеличение расходов в 10, а то и в 20 раз по сравнению с намеченной ранее суммой, что выражения типа «красота», «поэтичность линий» и «вдохновение» не вставишь ни в одну графу финансового отчета… В конце концов Утзон был обвинен в дилетантстве, слабой организации строительства, разбазаривании средств и т. п. Его уволили, и во главе строительства встал специальный комитет. Стоимость сооружения тем временем продолжала спокойненько расти, но теперь это никого особенно не огорчало: ведь средства на строительство театра стали поступать от лотереи.
Чуть ли не по всякому поводу сиднейцы готовы наговорить вам с три короба. И одна из любимых тем разговора — вид из окна. Личный вид из личного окна. Если уж они заговорят о Сиднее вообще, то, будьте уверены, они заговорят об опере, открытия которой сиднейцы ждут уже много лет.
Само здание уже построено. Оно стоит на берегу гавани и кажется издали огромным, исполненным изящества парусным судном, готовым покорить безбрежные воды. Что касается внутренней отделки, то здесь налицо явная диспропорция — целая комиссия архитекторов вряд ли может достойно конкурировать с вдохновенной мыслью Утзона… Пройдет лет 10–20, и мир едва ли вспомнит, что за министр общественных работ Нового Южного Уэльса построил оперу, а вот имя архитектора, который достроить ее, к сожалению, не успел, останется в памяти людей.
Пока же об этой опере австралийцы говорят больше, чем о Метрополитен-опера и Ла Скала, вместе взятых. Откровенно говоря, просто обидно будет, когда ее достроят окончательно. К счастью, такая скорая опасность ей как будто не грозит!
Все это было бы совсем хорошо, если б не одно обстоятельство: Мельбурн грозится построить свою собственную оперу, причем построить раньше.
Соперничество между Сиднеем и Мельбурном острее любого иного соперничества, существующего в Австралии. Во всех других случаях соперничают штаты, здесь соперничество сконцентрировано в городах. И все же тот факт, что штат Виктория был когда-то частью Нового Южного Уэльса, сыграл немалую роль. Второй город Австралии долго рос и развивался, оставаясь в пределах штата Новый Южный Уэльс, что ужасно тяготило горожан — во-первых, им хотелось самоопределения; во-вторых, они считали, что Сидней расположен страшно далеко. Разумеется, власти штата и слышать не хотели об отделении. Тогда была составлена жалостливая, исполненная любви и преданности к королеве Британии петиция, которая, как и ожидалось, растрогала Викторию. Она разрешила образовать новый штат, получивший, естественно, ее имя. Так что Виктория по сути своей является блудной дочерью, вознамерившейся доказать матери свою самостоятельность. Сиднею же оставалось принять позу чопорного отца семейства, не позволяющего себе ничему удивляться.
