Бумажный дворец - [45]

Лео выходит на веранду как раз в тот момент, когда Конрад бьет Анну по лицу.

– Конрад! – Двумя широкими шагами он приближается к ним, хватает сына за шиворот и оттаскивает от Анны огромными, пахнущими рыбой ручищами. – Ты что творишь?! – Дотащив сына до двери, он выталкивает его с такой силой, что Конрад падает на землю. – Поднимайся!

Мы смотрим, как Конрад пытается сдержать слезы.

– Плакса, – говорит Анна со злобной усмешкой. Потом идет к дивану, берет свою книгу и погружается в чтение, как будто даже не заметила, какой пожар только что устроила.

Пляжный пикник Диксона в честь конца сезона всегда был моим любимым летним событием. Весь Бэквуд собирается у огромного костра на пляже. Мы ищем для розжига сухие, почерневшие от солнца водоросли на берегу, складываем в кучу плавник, смотрим, как огонь выплевывает искры в ночное небо. Все поют и танцуют. С наступлением темноты мы зажигаем бенгальские огни и бегаем вокруг, как светлячки. Взрослые слишком много пьют. Мы подглядываем за ними из-за дюн и играем в салки. Народ готовит моллюсков и лобстеров в огромных эмалированных кастрюлях в крапинку, заворачивает вымоченную в морской воде кукурузу в фольгу и бросает в огонь.

Мы – любители гамбургеров. Мама обязательно приносит с собой горчицу, сладкий соус и сырой лук, от которых ее дыхание становится невозможно вытерпеть. Она угощает всех редиской с солью, как будто это какой-то деликатес.

В этом году Конрада с собой не взяли. Он наказан, и ему неделю нельзя выходить из дома. Он умолял отца разрешить ему пойти. Даже мама пыталась переубедить Лео, но тот был непреклонен.

– Последнее время с ним действительно трудно, это правда, – говорит мама, когда они вылезают из пруда после купания.

Мы с Анной сидим на веранде и едим клубничное мороженое.

– И почему в его комнате всегда должно пахнуть ногами? Неужели он ничего не может с этим сделать? Есть же специальные средства. Я дала ему присыпку, но он утверждает, что у него от нее ноги чешутся. Ты должен с ним поговорить.

Я смотрю, как Лео вытирает тело полотенцем, как будто полирует большую белую машину. У него мешковатые плавки, живот под полотенцем ходит ходуном. Он похож на большого пупса. Лео не очень хороший пловец, но мама с недавних пор заставляет его упражняться.

– Ему нелегко в нашем доме, Лео. С таким количеством женщин. Тебя не было почти пол-лета. Тяжело жить одному в чужой семье. Ему нужно, чтобы ты встал на его сторону.

– Что ему нужно, так это научиться понимать последствия своих действий.

– Но так ты только сильнее его отталкиваешь. И нам всем будет еще тяжелее.

– Ты с девочками тут ни при чем, Уоллес. Дело в моем сыне.

– Пусть пойдет с нами. Ему так нравится изображать с тобой медвежью охоту. Это традиция.

– Мой сын не должен бить девочек, – говорит Лео.

– Наверняка она это заслужила, – пожимает плечами мама.

На следующее утро я лежу в кровати, глядя в слуховое окно. Стекло по краям помутнело от собравшейся желтой пыльцы. Нужен хороший дождь, чтобы ее смыть. Уже несколько дней держится солнечная погода. Я смотрю, как сучит ножками паук в своей паутине. На одной тонкой нити висит иссохший мотылек, покачиваясь от каждого дуновения воздуха. Мои волосы пропахли костром и кетчупом. Кто-то принимает душ. Вода с плеском льется на сухие листья. Потом со стоном останавливается. Конрад чертыхается, наступив на колючую лозу. Я беру книгу и открываю на заложенной странице. Нужно подождать несколько минут, чтобы горячая вода снова набралась.

У нас на даче всего один душ, он висит на маленьком дереве рядом с баней и окружен обветшалым забором, который постоянно кишит пауками-сенокосцами. Никто не пользуется полусгнившими крючками, чтобы повесить свое полотенце. Мы вешаем их прямо на ветки дерева. Потоки мыльной воды стекают с тела прямо на сухие листья и бегут на тропинку, увлекая за собой сосновые иголки, поэтому у нас есть строгое правило – не писать в душе. Иначе от тропы к бане начнет вонять, как в лифте.

Спустя десять минут я беру полотенце и бальзам для волос. Посреди тропинки медленно впитывается в землю мыльная лужа. Попытавшись перепрыгнуть через нее, я с плеском приземляюсь в другом конце лужи и тут же понимаю, что меня обрызгала вода, смешанная с мочой. Я несусь обратно по тропе и колочу в дверь маминого домика.

Она появляется через несколько секунд, натягивая халат, с изможденным видом.

– Лео спит, – шепчет она.

– Чувствуешь запах? – Я поднимаю ногу.

– Элинор, я не в том настроении, чтобы тебя нюхать, – говорит она. – Мы вчера поздно легли. И выпили слишком много джина с тоником.

– Конрад нассал в душе.

– Ну, по крайней мере, он моется. Уже хорошо.

– Мам. Это омерзительно. Я наступила в лужу.

– Я с ним поговорю. Но он уже и так наказан, поэтому не знаю, что это даст.

– Почему он вообще должен здесь находиться?

Мама выходит из домика, закрывает за собой дверь.

– Знаешь, может, если бы вы с Анной были с ним поласковее, Конрад не вел бы себя так. – Она потирает висок. – Не можешь сходить на кухню и принести мне таблетку от головы и воды?

– Почему мы должны с ним мучиться? Почему он не может вернуться в Мемфис и жить со своей семьей?