Бумажные города - [2]

— Маргонадоидтидомойсейчасже!

— Ну ладно, хорошо, — согласилась она.

Мы побежали к великам, у меня перехватило дух, как от восторга, только это был не восторг. Мы сели, и я пропустил Марго вперед, потому что сам расплакался и не хотел, чтобы она это видела. Подошвы ее фиолетовых кед были окрашены кровью. Его кровью. Этого мертвого мужика.

А потом мы разошлись по домам. Мои родители вызвали 911, вдалеке завыли сирены, я попросил разрешения посмотреть на машины, мама отказала. Тогда я лег поспать.

Мои мама с папой — психотерапевты, так что у меня, по определению, проблем психологических нет. Когда я проснулся, у нас с мамой состоялась предлинная беседа о продолжительности жизни человека, о том, что смерть — это тоже часть жизненного цикла, но мне в возрасте девяти лет об этой фазе можно особо не задумываться, в общем, мне стало лучше. Честно, я на эту тему как-то никогда не загонялся. Это о многом говорит, потому что в принципе загоняться я умею.

Таковы факты: я наткнулся на мертвого мужика. Маленький миленький девятилетний мальчик, то есть я, и моя еще более маленькая и куда более миленькая подружка нашли в парке мертвеца, у которого шла ртом кровь, и когда мы помчались домой, маленькие миленькие кедики моей подружки были в этой самой его крови. Очень драматично, конечно, и все дела, но что из того? Я его не знал. Каждый треклятый день умирают люди, которых я не знаю. Если бы всякое несчастье, происходящее в этом мире, доводило меня до нервного срыва, я бы давно уже слетел с катушек.

В девять вечера я пошел к себе в комнату, собираясь лечь спать — по расписанию. Мама подоткнула мне одеяло, сказала, что любит меня, я сказал ей «до завтра», она тоже сказала мне «до завтра», выключила свет и закрыла дверь так, что осталась лишь маленькая щель.

Повернувшись на бок, я увидел Марго Рот Шпигельман: она стояла на улице, буквально прижавшись носом к окну. Я встал, открыл его, теперь нас разделяла только москитная сетка, из-за которой казалось, что у нее лицо в мелкую точечку.

— Я провела расследование, — серьезным тоном сообщила она.

Хотя сетка мешала разглядеть ее как следует, я все же увидел в руках у Марго маленький блокнотик и карандаш со вмятинами от зубов около резинки.

Она посмотрела на свои записи:

— Миссис Фельдман из Джефферсон-корт сказала, что его звали Робертом Джойнером. И что он жил на Джефферсон-роуд в квартире дома с гастрономом Я сходила туда и застала кучу полицейских, один из них спросил, я что, из школьной газеты, я ответила, что у нас в школе нет своей газеты, а он сказал, что если я не журналист, то он может ответить на мои вопросы. Выяснилось, что Роберту Джойнеру было тридцать шесть лет. Он адвокат. В его квартиру меня не пустили, но я зашла к его соседке по имени Хуанита Альварес под предлогом, будто хочу одолжить у нее стакан сахара, и она сказала, что этот Роберт Джойнер застрелился из пистолета. Я спросила почему, и оказалось, что его жена захотела с ним развестись и это его очень расстроило.

На этом рассказ Марго закончился, а я стоял и молча смотрел на нее: ее серое от лунного света лицо разбивалось оконной сеткой на тысячи крошечных точек. Взгляд ее больших круглых глаз метался с меня на блокнот и обратно.

— Многие разводятся без самоубийства, — прокомментировал я.

— Знаю, — взволнованно ответила она. — Я как раз то же самое сказала Хуаните Альварес. А она ответила… — Марго перелистнула страницу. — …что мистер Джойнер был человеком нелегким. Я спросила, что это означает, а она просто предложила помолиться за него и велела нести сахар маме, я сказала ей: «Про сахар забудьте» — и ушла.

Я снова промолчал. Я хотел, чтобы продолжала говорить она — в ее тихом голосе звучало возбуждение человека, приблизившегося к разгадке какого-то важного вопроса, и у меня от этого создавалось ощущение, будто происходит что-то очень важное.

— Мне кажется, что я, может быть, понимаю, почему он это сделал, — наконец сказала Марго.

— Почему?

— У него, наверное, все ниточки в душе оборвались, — объяснила она.

Думая, что на это можно ответить, я нажал на защелку и вынул из окна разделявшую нас сетку. Я положил ее на пол, но Марго не дала мне ничего сказать. Она, практически уткнувшись в меня лицом, велела: «Закрой окно», и я повиновался. Я думал, что она собирается уходить, но она осталась и продолжала смотреть на меня. Я помахал ей рукой и улыбнулся, но мне показалось, что она смотрит на что-то у меня за спиной, на что-то столь ужасное, что у нее кровь отхлынула от лица, и я настолько перепугался, что не осмелился повернуться и посмотреть, что же там. Но у меня за спиной, естественно, ничего такого не было — кроме, разве что, того мертвеца.

Я перестал махать. Мы с Марго смотрели друг на друга через стекло, наши лица находились на одном уровне. Я не помню, чем это все закончилось — я пошел спать или она ушла. У меня это воспоминание конца не имеет. Мы просто стоим и смотрим друг на друга целую вечность.

Марго обожала всякие загадки. Впоследствии я часто думал, что, может быть, именно поэтому она и сама стала девочкой-загадкой.

Часть первая