Бульвар Ностальгия - [14]
свидетельствовал висевший в красном углу котельной, нарисованный
(художником Михеем) портрет Пола МакКартни с приклеенным к нему кредо
подвальщиков. – «Коль не знаешь «Yesterday» не суйся в двери к нам злодей».
Но, несмотря на такое предостерегающее заявление, злодей являлся. И
вновь как в утренние часы его олицетворял собой оперуполномоченный
Макарыч.
– Что, битлаки, давно в хате не были, – истошно орал участковый, грузя
меломанов в тесный ментовский «ГАЗик».
– Составляй протокол, начальник, у нас еще три пузыря «Кызыл – Шербета»
осталось, – гудел «воронок».
– Я вам щас сделаю протокол, – шипел на заявление Макарыч и тянулся к
кобуре. Неодобрительный гул стихал.
– Товарищ сержант, собирайте вещдоки, – отдавал приказание Макарыч, и снова
как и утром во вместительную сумку летели остатки дармовой
«бормотухи». Машина трогалась. До утра в котельной оставались только стол,
стулья, ключ на 48 и изорванный в клочья портрет Пола МакКартни (вот тебе,
Пол, и «Baсk in USSR»).
А слесарно-хипповые вещдоки доблестные рыцари общественного порядка
«уничтожали» в павильоне «Мутный глаз». Обычно между третьим и пятым
стаканом «Кызыл-агдамовского» коктейля старший лейтенант Макарыч
начинал безбожно икать, чихать, сморкаться и угрожающе тянуться к
табельному пистолету «Макаров».
– Грузи, – командовал сержант и верные по нелегкому ремеслу соратники
заталкивали старлея в «воронок».
Как правило, за этим лихими набегами шли собрания общественности и
правоохранительных органов. Доска объявлений местного ЖЭКА пестрела
указами, а стенд районного опорного пункта милиции – постановлениями.
«Укрепить!» – гласил указ. «Расширить!» – требовал стенд.
– Заменить замки и завалы, – вторила стендам и доскам замученная кражами
солений из подвальных боксов общественность.
Но проходило время. Постановления понемногу забывались. Общественное
мнение успокаивалось. МакКартневцами вызывался известный в округе
«специалист по завалам» со звучной фамилией Жора Моцный. И снова дым
болгарских сигарет «Солнышко» и вперемежку с винно-водочными парами
стелился в «lonely hearts club band» Пролетарского района.
Как-то в один из зимних вечеров, когда никто не ожидал набега
антимузыкальных «опричников», оцинкованную дверь сотряс удар кованого
сапога. Щеколда треснула, и на пороге возник бравый участковый старший
лейтенант Макарыч. Странно, но в тот вечер он был один. То ли вверенный ему
боевой отряд дружинников был брошен на другой фронт идеологической
битвы, то ли Макарыч решил сам, в одиночку покончить с музыкальным
«МакКартнизмом»? Только начал он, как обычно, с крика:
– Ну что, битлаки, мать вашу в душу. Опять засели! Ах, вы пейсатики
мохнорылые! Курвы империалистические. Всех пересажу. Я вас, б. дей, научу
Родину любить!
Монолог разошедшегося старлея перебил 18– летний «балбес» Стас (выпертый
накануне за протаскивание вредных мыслишек в студенческую среду
культпросветучилища):
– Макарыч, ну что ты орешь как чумовой, – оборвал он участкового. – Давай
забудем на время, «старшой», всю политическую туфту, которую тебе
рассказывают в «красных уголках»! Оставим политические бури и
идеологические штормы, а бухнем-ка за нерушимую дружбу власти и народа
добрую кружку «чернильца», – и для убедительности сказанного Стас извлек на
свет дурно пахнущий фугас «Кызыл-шербета».
– Я тебе бухну, махновец. Я вас, оппортунистов косматых, собственнолично в
«столыпин» доставлю, будешь знать кому «бакшиш» предлагать, – опер цепким
взглядом скользнул по зеленому бутылочному стеклу. Дрогнуло горячее сердце,
кругом пошла холодная голова, и чистые ментовские руки жадно потянулись к
вожделенному продукту. – Ладно, – подобревшим голосом произнес опер, так и
быть, плесни, кудлатый, «власти» стакашку. С самого утра маковой росинки во
рту не было. Извелся с вами, битлаками, слесарями, времени нет, понишь, ни
выпить, ни закусить. Да, что говорить, посидеть и то некогда. А ну, дай место
старшому, – и он бесцеремонно столкнул кого-то с колченогого табурета. -
Насыпай, – Макарыч указал на пустой стакан.
– Ну, песнярики, давай рассказывай, как до жизни такой докатились? -
закусывая «беломориной», спросил Макарыч. Люди, понишь, БАМ подымають,
корабли, понишь, в космос «закидывают», а вы волосатиков на стены вешаете.
Нехорошо! Вот это что за педрило висит? – и Макарыч указал на портрет
МакКартни.
– Ты, Макарыч, свою вульгарщину, понишь, здесь брось, – обиженным тоном
произнес Стас…
– А чё ты обижаешься? Педрило, они все педики, волосатики эти ваши! Нам,
понишь, на лекции рассказывали, – ответил Макарыч.
– Этот– не педрило, это МакКартни, – пояснил Стас.
– А, – протянул участковый и добавил.-. А мне один хрен, кто. Ты лучше налей-
ка, Стасец, еще стаканец.
Макарыч выпил, пожевал соленый помидор и, сытно икнув, сказал:
– Не, пацаны, надо это заканчивать.
– Чего заканчивать? – не поняли битники.
– Шляться сюда, понишь. Во чего!
– Надо бы, Макарыч, да больше как сюда и податься нам, выходит, некуда, -
возразил ему Стас.
– Как некуда, а школа, а Дом культуры. Все для вас понастроили.
– «Лом» это культуры, Макарыч, а не Дом – хором заявили «подвальщики». Там
же только хор «ветеранов», да кружки «умелые руки», а нам аппаратура, гитары
«…На бархане выросла фигура. Не появилась, не пришла, а именно выросла, будто поднялся сам песок, вылепив статую человека.– Песочник, – прошептала Анрика.Я достал взведенный самострел. Если песочник спустится за добычей, не думаю, что успею выстрелить больше одного раза. Возникла мысль, ну ее, эту корову. Но рядом стояла Анрика, и отступать я не собирался.Песочники внешне похожи на людей, но они не люди. Они словно пародия на нас. Форма жизни, где органика так прочно переплелась с минералом, что нельзя сказать, чего в них больше.
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».