Бультерьер - [47]

Богдана Титомира очень любят (и слава тебе, Господи) дети 16–20 лет: они видят в нем сильного мужчину. А я сильного мужчину вижу совершенно по-другому. Мне эти «дела» Богдана Титомира даром не нужны. Я предпочитаю делать их у себя в постели со своей собственной женщиной. И еще скажу вам как врач: чаще всего о своих сексуальных подвигах кричат импотенты.

Я люблю общаться с интересными людьми. А вот с этой попсовой тусней мне нечего делать. И это совсем не потому, что они плохие, нет. Просто мне не интересно — ходить с серьгой в ухе или называть себя во всех газетах «секс-символом»… Есть дань жизни, но не времени. Я другой человек. Я врач «внутри», я поэт и композитор, у меня есть чем заниматься. У меня совершенно другие заботы.

Да, я мечтаю о худсовете. И все время об этом говорю, рискуя навлечь на себя брань крайне левых, беспредельно раскрепощенных людей. Я не хочу смотреть в три часа дня по первому каналу голые задницы. Я не желаю, чтобы мои дети слушали: «Я на тебе, как на войне». Я не против такого искусства — каждый имеет право выбирать развлечение по своему уму и уровню. Но мы живем в православном христианском государстве, среди людей, которые на протяжении многих поколений привыкли к определенным моральным ценностям. И я хочу, чтобы эти моральные ценности соблюдались.

Я, как врач, нормально отношусь к гомосексуализму, но хочу, чтобы гомосексуализм показывали по платному каналу в определенное время суток.

И чтобы были «чипы», закрывающие этот канал от детей. Основная ошибка государства — это то, что сегодня позволительно писать (и соответственно читать) все, что угодно. Когда я, Розенбаум, мечтаю сегодня о цензуре, то я не об идеологической цензуре мечтаю. Идеологическая цензура — это плохо, а общечеловеческая цензура — это хорошо. Ведь все это дети читают, слушают. Без государства ничего с этой проблемой не сделать.

А запретный плод? Он сладок, да. В свое время и мы порнуху искали. У нас, правда, не было тогда видеомагнитофонов, поэтому мы искали фотографии. Признаюсь, я сам искал фотографии голых баб у мамы в учебнике по акушерству и гинекологии. Это было нормальное мужское взросление. Но в нас не впихивали это в таком количестве, как сейчас.

На каждом книжном развале продается Геббельс, Гитлер… Я не против того, чтобы мы прочитали «Майн Кампф». Кому-то это надо для работы, для знания исторических, военных проблем. Тогда, пожалуйста, иди в публичную библиотеку и бери по специальному запросу. Но разве можно в стране, которой столько горя принес фашизм, продавать эти книги на каждом шагу?!

Предательство — это всегда плохо. Особенно предательство человека в погонах. У господина Резуна-Суворова (это автор книги «Аквариум», бывший офицер Главного разведывательного управления МО СССР, сбежавший на Запад), оказывается, есть свои какие-то идеологические мысли. Да задери тебя комар, ты можешь думать все, что тебе хочется, хочешь уехать из этой страны и раскрыть ее секреты — дело твое. Но тогда сними с себя погоны. Мелкий же предатель оказался… А мы продаем его книги, в которых он рассказывает, как героически боролся с тоталитарным режимом.

И читает молодой курсант Военно-морского училища имени Дзержинского книги полюбившегося ему господина Резуна и думает — вот как надо поступать! Вот пример для подражания!

Да, дедовщина — это плохо. А в каком государстве, какая армия без «деда» существует? Да ни одна армия не держалась на генералах, всегда — на старослужащих. Но дедовщина бывает разная. Мы разрешаем людям жениться в 18 лет, но при этом же мама отправляет сына в армию, как в детский сад ведет. И вот он лишь получил лычку ефрейторскую, начинает заставлять пацана гальюн драить зубной щеткой. Это он — «дед»? Он говно, а не «дед».

У нас по ТВ, в прессе — романтизация преступности, причем романтизация робингудовская. Я мальчишкой никогда не видел на экране по 28 тысяч убийств за день. А нынешние дети видят… Тут огромная вина средств массовой информации, современной литературы, кино. Ведь раньше у нас всегда, если мы говорили о детективных историях, бандит был наказан, всегда пойман. А сегодня появилось огромное количество героизированных персонажей, начиная от какого-нибудь Васи Тютькина и кончая киллером Солоником. И симпатии публики все больше склоняются на сторону отрицательного персонажа.

И оружие сейчас имеют все, кроме тех, кому это надо. Я мечтаю получить себе ствол, потому что я никогда не хожу с охраной, она мне на хрен не нужна. Если меня захотят завалить — завалят. Но чтобы ствол получить, сколько мне придется разговаривать со своими друзьями из органов… А другие идут, покупают спокойно стволы, и вроде бы все нормально. Сделают себе разрешение быстренько, в два дня.

Я не могу покупать оружие на черном рынке — я же законопослушный человек. Мне совали такое количество стволов в Афгане, такого оружия, что можно было чуть с ума не сойти — и от кайфа и от соблазна. Но я знал, что если вдруг что-нибудь где-нибудь… И будет так неудобно, некрасиво…

Из оружия у меня есть только зарегистрированное охотничье ружье. Есть еще две милицейские дубинки, подаренные мне Министерством внутренних дел.