Бультерьер - [43]

Знатокам криминального фольклора известно слово «постановка». Именно это и произошло в случае со мной.

Раздался телефонный звонок, и мне предложили обсудить вопрос о моем возможном вхождении в список кандидатов в депутаты от левоцентристского блока Ивана Рыбкина. Подобные предложения поступали и раньше и в большом количестве: «правые» и «левые» фланги тянут к себе известных людей из «болота». Но в данном случае имена Громова, Шаталина, Кобзона заставили меня задуматься. Да и Рыбкин, человек по воспитанию советский (в лучшем смысле этого слова), знающий аппаратную работу (что немаловажно в свете сегодняшнего пустопорожнего горлопанства), мне импонирует больше других. «Подумаю. Через несколько дней созвонимся», — сказал я в телефонную трубку.

А буквально на следующий день все каналы ТВ, радио, выпуски новостей объявили о том, что Розенбаум — кандидат в депутаты в блоке Рыбкина. Вот и все дела… Вперед, во власть! Программы блока я не знал, ни одного слова из Москвы от лидеров блока не слышал, в общем, «ни здрасьте, ни до свидания».

Было от чего опешить. Я всегда знал, что средства и методы политической борьбы, как правило, не то чтобы грязные, но даже цвета к ним не подобрать. Так что я с такими «большими политиками» в серьезные игры не играю (кстати, в несерьезные тоже).

Знаю одно: артистов гораздо легче унизить, чем возвысить. На головы многих из них льется столько помоев, сколько они за всю прежнюю жизнь не получали. Хотя по морально-этическим и интеллектуальным качествам, своей прошлой и настоящей общественной деятельности Губенко, Михалков, Басилашвили, Зыкина, Ножкин, Кобзон и другие мои коллеги заслуживают уважения избирателей.

У меня есть на что тратить силы: сцена от меня не остыла, принципам своим изменять не собираюсь. А отдельные дворняги из «желтого» журналистского корпуса пусть ищут отбросы на моем дворе. Имея множество планов, все оставляю по-старому: пишу, гастролирую, пою и встречаюсь с милой моему сердцу публикой. А в микрофоны на думских трибунах пусть говорят те, за кого проголосует народ.

НЕ ЛЮБЛЮ ЧУЖИЕ РУКИ НА СВОЕЙ СОБАКЕ

Мне нравится немного циничная американская поговорка: «Чем ближе я узнаю людей, тем больше я люблю свою собаку». Братья наши меньшие по этой жизни, клянусь, гораздо честнее, порядочнее, добрее нас.

Когда спрашивают, сколько у меня детей, я отвечаю: «Двое. Аня и Лаки». «Что за имя такое?» — «Да бультерьер потому что». Для меня это — сын. Я всю жизнь, с тех пор как в школе прочитал рассказ Льва Толстого «Булька», хотел завести бульдога. Только не французского, а английского, бойцовую собаку.

Вывез я Лаки из Западного Берлина, а родился он в Париже — фон-барон, что называется. Вывели бультерьеров для забавы — боев с быками, так что это типичный бойцовый пес.

Мой пес — это член моей семьи, так что я к Нему отношусь как к родному сыну. Жена может быть чем-то недовольна, дочь может быть занята или расстроена, мама с папой могут быть в обиде на что-то. Но вот ты открываешь дверь в квартиру — пес всегда тебя целует. С собакой душа отдыхает больше, да простят меня члены моей семьи.

Мы с ним бойцы. Я всегда говорю: жаль, что Он не разговаривает. Если бы мы побеседовали, у нас было бы о чем потолковать. Это очень сильная собака и очень любвеобильная. Любвеобильных много, сильных много, а преданных — меньше. Он во мне чувствует друга и хозяина и в игре никогда не укусит. У меня, правда, от Него на ноге восемь шрамов и на пальце четыре, но это я его разнимал в драках с собаками. В драке Он не понимает, где папа, где мама. Потом Он три дня ходил передо мной извиняться, вернее, вообще не подходил — знал, что обидел. Спал около жены. Вообще-то Он со мной спит, в ногах. Повторяю, что Он для меня многое значит: потому что жена может быть недовольна, дочка — не в настроении, а этот всегда рад.

Я чувствителен к боли. Пониженная болевая чувствительность у меня только тогда, когда дерусь. Это не потому, что я боли не чувствую, а потому, что меня «переклинивает». Я занимался боксом и считаю, что если можно не драться, то лучше не надо. Но если драться — то до конца и честно. И Лаки такой же — Он же не хитрый. Поэтому-то бультерьеры часто гибнут на кабанах — они всегда идут напролом, прямо.

Драться приходилось. И в последнее время тоже… Потому что дураков много, а я человек вспыльчивый. Например, бывало так: подходят подвыпившие незнакомые люди и говорят: «Саша, пойдем к нам выпьем! Мы так тебя любим!» «Я по столам не хожу, — говорю, — давай выпьем здесь». — «Пойдем к нам…» — «Ты что, русского языка не понимаешь?» — «А, Розенбаум, мы думали, ты — человек, а ты —…» Тут я обычно вставал и бил сразу. А что делать?

И Лаки в чем-то похожий. Насколько Он бывает спокойный и ласковый, настолько же Он ненавидит все, что движется. Кроме щенят и сук, женщин и детей — все враги, причем смертельные. У Него характер настоящего мужчины. Он хватает все, что под зубами, все, что можно грызть, — мотылька, лошадь, бронетранспортер, козу. В Кисловодске на гастролях овцу загрыз, а пять кавказских овчарок, притравленных на волков, стояли в отдалении и Его облаивали. Я этих овчарок понимаю. Представьте такой вариант: идешь по улице, мимо нормальные люди ходят. И вдруг появляется один — с узким лбом, с глубоко посаженными глазами, рожа совершенно непонятная, короткие ноги. Ты же автоматически перейдешь на другую сторону — зачем тебе эти неприятности? Так, видно, и они, собаки, думали. А Его и спускать не надо — Он сразу в атаку. Причем не лает никогда. У Него какой-то вампирный вой. Тут кровь, порода.