Булат - [106]

Долго в Киеве задерживаться не стали. Торговлишка не шла, не было у жителей денег, потому исправили купцы, что сломалось, лошадей перековали, еды прикупили, чтоб до Смоленска хватило, и двинулись с Божьей помощью далее.

За Черниговом зарядили дожди. Дороги развезло. Повозки вязли по ступицу, лошади отказывались лезть в жидкую грязь. Пешие роптали. На совете, в котором участвовал и Афанасий, перемазанный грязью и злой после того, как пальцы попали под колесо телеги, которую он помогал тянуть из грязи. Хорошо еще, что мягкой грязь оказалась, камешек попадись, раздробило бы к черту. В общем, решили сворачивать и идти до Смоленска через Бобруйск, Могилев и Оршу.

К вечеру третьего дня остановились они в Мозырьских посадах, глубоко во владениях Литовского князя. Принимали тут гостей часто. Для них была выстроен целый хутор – несколько больших теплых домов для знати и пара сараев, где навалом могла поспать босота. Были тут и конюшни с крытыми стойлами и сеном в яслях, и мастерские, в коих можно было и самому что починить, и мастера нанять. Правда, драли за все цену немалую, но богатые московские купцы могли себе позволить. Они расположились в самом большом доме, заняв две светелки и пригласив в третью Афанасия, собравшегося было идти в сарай.

– Ох, и скромен ты, купец тверской, – басил Степан, отхлебывая из кубка, в который щедро подливала закутанная в платок девица.

– Да не привык я как-то, – смущался Афанасий, пригубливая из своего кубка. Не шло сегодня что-то в горло зелено вино.

– А ты привыкай, привыкай, – вторил Степану Гридя. – С нашими-то деньгами да твоими знаниями мы такое замутим – чертям тошно станет. Будем с золота есть, на шелках и атласе валяться, соболями укрываться.

– Можно подумать, ты сейчас на дерюге спишь, – хохотнул Степан и хлопнул Гридю по спине лопатообразной ладонью.

Гридя пошатнулся и, закатив глаза, мягко сполз с лавки.

– Чой-то? – спросил оторопевший Степан. – Гридя, ты че, я ж легонько…

Афанасий вскочил, склонился над лежащим на полу купцом. Приложил руку к шее.

– Это я его так? Убил? – вопросил Степан, голос его заметно дрожал.

– Да нет, спит он, похоже. Неужели так сморило с дороги? – ответил Афанасий, прислушиваясь к ровному дыханию Гриди.

– Ну, слава Богу, а то я уж было подумал…

Вместо окончания фразы до Афанасия донесся шум падающего тела. Он поднял голову. Степан лежал на спине, упав с лавки навзничь. На его румяном лице играла блаженная улыбка. Тоже заснул, значит? Тверич подошел к нему, снял ноги с лавки и устроил на полу поудобнее. И вдруг почувствовал, как самого его повело. Чтоб не упасть, Афанасий схватился за край стола. Взгляд его упал на ендову с вином. Опоили, гады, мелькнула в голове мысль. Но кто? Зачем?

Ответ не заставил себя ждать. Дверь распахнулась. На пороге появились четверо молодцев в черных плащах, под которыми нехорошо поблескивали латунные оковки сабельных ножен… Девица, что разливала вино, стянула с головы платок, сорвала с себя платье и оказалась гибким юношей с пустыми ледяными глазами. Последним в горницу вошел посольский дьяк. Худой, крысоподобный, с маленькими бегающими глазками. Закрыл за собой дверь на засов.

Тогда Афанасий не успел его толком рассмотреть, а теперь узнал. Это ж тот самый, что служил при Василии Панине. Он-то откель тут? Так, наверное, он все это и устроил! Тверич встал из-за стола и выпрямился.

– Зело крепок оказался, – покачал головой один из воинов, в котором Афанасий узнал усача Трофимку.

– Он и не пил, почитай, сколь я ни подливал, – холодным, без интонаций голосом ответил юноша, доставая из складок кинжал с тонким лезвием.

– Да то уже и не важно, – оборвал их дьяк. – Нас шестеро, он один, – обратился он к воинам. – Берите его, да держите крепко, – с этими словами он взял из рук юноши нож. – И остальных проверьте. Если не спят, то тож… – он выразительно провел ребром ладони по горлу.

– Да за что хоть? – Афанасий отпрыгнул к дальней стене.

– То тебе знать без надобности, – ответил дьяк.

Воины пошли на Афанасия, растопырив руки, будто собирались его ловить. Купец шагнул вперед и ударил сапогом по лавке, с которой упал Степан, она врезалась углом в колено одному из супостатов. Тот зашипел и упал на скобленый пол. Второй кинулся вперед, метя в купца появившейся в руке саблей. Афанасий отскочил, уходя от удара. Схватив витой медный подсвечник, принял на него второй удар. Лицо обожгла слетевшая с клинка окалина. Изловчившись, пнул воина ногой в живот и отскочил к стене. Сабля третьего просвистела у самого носа, чуть его не срезав. Афанасий ударил коленом по ребрам не удержавшего равновесие воина. Тот отлетел спиной на полку с иконками. Опрокинулась лампада, разливая вокруг ароматное масло, веселые огоньки побежали по занавеске.

Купец поймал за руку четвертого, свернул в сторону, услышал треск ломающейся кости. Швырнул его на пол, в лужу рассола. Изловчившись, ударил локтем в нос третьего, который, держась за пострадавшую грудь – только-только стал разгибаться. Голова воина дернулась назад, будто пуля попала, а тело неподвижно постояло мгновение, подломилось в коленях и распростерлось у ног купца.