Булат и злато - [40]

«Кто хотел брать — брал»

Относительное благополучие денежного дела продолжалось менее года. Захват Новгорода шведскими военными силами в июле 1611 года и переход под власти шведского военного командования всего северо-запада страны, в результате чего перекрылись пути, ведущие с Кольского берега в Москву, упорные попытки шведов захватить побережье Белого моря значительно сократили возможности русской внешней торговли. Серебро опять перестало регулярно поступать в казну и на денежные дворы. Изменилась и внутриполитическая ситуация. Кратковременная стабилизация, наступившая после появления на русском престоле Владислава Жигимонтовича, позволила боярскому правительству возобновить активные военные действия против самозванца. Казаки были изгнаны из Серпухова и Тулы. Силы сторонников самозванца вновь сосредоточились в Калуге. Ведущую роль в лагере «царя» стал играть казачий атаман Иван Заруцкий, который все более оттеснял на задний план бесцветного и нерешительного Лжедмитрия II.

Заруцкий развернул энергичную войну с интервентами. Казаки захватывали польских дворян и солдат, везли их в Калугу и там казнили. Активные действия калужского лагеря обеспокоили короля. К тому же после избрания Владислава Жигимонтовича русским царем Лжедмитрий II стал для поляков помехой. Авторитет самозванца падал, бояре бросали «царя» и спешили в Москву с повинной. Недавний сторонник самозванца Ян Сапега, подошел к Калуге.

11 декабря 1610 года самозванец был убит. Выглядело это как последствие ссоры «царя» со служилыми татарскими ханами.

Фигура Лжедмитрия II, пожалуй, ни у кого не вызывала симпатий. Вот как писал о нем один из шведских наемников Видекинд: «Издеваясь надо всей Московией и опираясь на мнимое право, он хотел наделить государственной властью угасший род великого тирана, Иоанна Васильевича. Происхождение его неведомо; некоторые по каким-то неясным догадкам утверждали, что он был учителем Сокольской школы, другие считали его евреем. Безродный и бездомный, он никому из смертных не был известен, пока не стал изображать мнимого государя. При его посредничестве поляки долго разоряли Московию, проливая кровь многих тысяч людей, пока оружием короля шведского он не был оттеснен от Москвы, потеряв и захваченную власть, и счастье, причем приложили усилия те же люди, которые пользовались им как маской своего господства: изъявляя притворную покорность и дружбу, они скрывали свои планы, но после избрания Владислава обнаружили, наконец, что таили в душе».

Калуга после убийства самозванца не захотела подчиниться Москве. Движущей силой неповиновения стал взрыв национальных чувств, оскорбленных хозяйничаньем поляков в стране и Москве. Вскоре после гибели самозванца Марина родила сына. Его нарекли Иваном. «Царевич» Иван, сразу окрещенный по православному обряду, стал знаменем движения против московских властей. Марина Мнишек уже давно перестала быть ревностной католичкой и стала приверженкой православия. Честолюбие этой женщины было воистину ненасытным. Пройдя все унижения, которые могла бы испытать женщина, не зная, кто был истинным отцом ее ребенка (как писала летопись, «она воровала со многими»), Марина все еще надеялась основать новую московскую династию. Теперь ее опорой стали вольные казаки и атаман Заруцкий.

Признание русским царем католического принца Владислава возымело действие, которое никак не принимали в расчет «седмочисленные бояре». Гражданская война, направленная против «лихих» бояр, с осени 1610 года стала все более и более приобретать национальную окраску. Национально-освободительное движение росло, захватывая широкие слои русского общества.

На московских улицах вспыхивали мгновенные ссоры между горожанами и захватчиками. Причины могли быть самыми разными, но в основе неприязни лежало оскорбленное чувство национальной гордости. Распри чаще всего возникали на рынках: например, поляк хотел купить на хлебном рынке кадку хлеба за польский флорин, но русский продавец заявил, что с поляка он будет брать вдвое. В ответ на это поляк выхватил саблю, а сорок или пятьдесят москвичей прибежали с оглоблями. Вспыхнула драка, двенадцать польских всадников врезались в толпу, убили пятнадцать москвичей и прогнали весь народ с рынка.

Гонсевский, сменивший Жолкевского на посту верховного командующего, польский наместник в Москве, описал характерный диалог с «московской чернью»: когда Гонсевский пытался успокоить чем-то взволнованных московских людей, «кто-то из черни» дерзко сказал ему: «Так убирайтесь отсюда и освободите Кремль и Китай-город!» Наместник ответил: «Нам этого не позволяет наша присяга». Они сказали: «Ну, тогда в ближайшие дни никто из вас не останется в живых». Когда поляки упрекали москвичей в нарушении ими присяги польскому королевичу, москвичи, по словам того же Гонсевского, отвечали: «Мы действительно избрали польского государя, но не для того, чтобы каждый простой поляк был господином над нами и нам, москвичам, пришлось бы пропадать, а для того, чтобы каждый у себя был хозяином».

От драк и ссор на московских улицах всеобщее недовольство переходило к более решительным действиям. Первыми выступили жители смоленских земель. Обращаясь к москвичам, они писали: «Для Бога, положите о том крепкий совет меж собя: пошлите в Новгород, и на Вологду, и в Нижний нашу грамотку, списав, и свой совет к нам отпишите, чтоб всем было ведомо, всею землею обще стояти за православную хрестьянскую веру, покаместа еще свободны, а не в рабстве и в плен не розведены». В Москве грамота была переписана и разослана по городам. Находившийся под домашним арестом патриарх Гермоген приложил к этим грамотам свою, где тоже призывал «всею землею обще стать», быть «обще всем в соединении душами своими и головами». Враг был один — «литовские люди», то есть подданные Речи Посполитой.