Букет для улитки - [53]

— Так установил Национальный фонд статистики, — блеснул эрудицией ее приятель.

Столетний дедушка показал на него пальцем, и заявил:

— Я не спрашиваю, какой засраный бюрократ, даром получающий зарплату из наших налогов, установил эту чушь. Я спрашиваю: зачем 15 цифр, если во Франции всего 66 миллионов жителей. Это 8-значное число. На фиг нужны 7 лишних цифр?

— Э-э… Наверное, для удобства.

— Для чьего удобства, мальчик? Кому удобнее запоминать 15, а не 8 знаков? Ну что ты молчишь? Ты никогда не думал об этом? И твоя подружка не думала? Вот вы балбесы. Разучились думать. Иначе бы задумались: что за дерьмо творится с деньгами? Почему наличные деньги, бывшие с сотворения мира, которые можно было держать в кармане, заменяются какими-то компьютерными цифрами через код на банковской карточке?

— Вроде бы так удобнее, — ответил тинэйджер.

— Кому удобнее? Банку и правительству, чтоб грабить тебя? Кто придумал, что в лавке можно отказываться принимать наличные? Уж точно не лавочники. Лавочнику любые деньги в прок. Банкир хочет все деньги себе, а правительство коррумпировано. Вот ты подумай мальчик: почему при нормальных деньгах, до этих компьютеров, банк платил вкладчику пять процентов за деньги на депозите, а теперь наоборот: вкладчик должен платить банку полпроцента. Будто банк — платная свалка, а деньги — токсичный мусор. Только почему-то государство заставляет тебя продавать свой труд за этот мусор.

— Не государство, а бизнесмены, владельцы предприятий, — возразила девчонка.

— Ты хорошенькая, но глупенькая, — ответил дедушка, — все бизнесмены вымерли еще в прошлом веке. Бюрократы хапнули предприятия, и просрали. Бюрократы свиньи хуже коммунистов. Коммунисты хотя бы честно говорят: мы хотим все хапнуть, чтоб люди работали на нас за тарелку супа и койко-место. А бюрократы врут про демократию.

Тут вмешался совладелец ресторана.

— Мсье Дасси, зря вы так обижаете коммунистов.

— Вейнар, ты тоже балбес, — сообщил ему дедушка, — я понимаю, почему тебе нравятся коммунисты. Потому, что, хотя ресторан вроде бы твой напополам с компаньоном, но никакие вы не бизнесмены. Вы нищие пролетарии с неограниченной рабочей неделей. Скажи: сколько вы должны платить банку за этот ресторан, купленный в кредит?

— Мсье Дасси, а можно я не буду о грустном? И без того какая-то задница, — ресторатор выразительно махнул рукой в сторону окна, за которым полз поток автомобилей, уже уплотнившийся почти до состояния транспортной пробки.

— Не хочешь не говори, — смилостивился дедушка, — и так по глазам ясно, что ты просто пролетарий, клюнувший на удочку про свободу бизнеса. Теперь пролетарская тупость толкает тебя к коммунистам. Но ты пойми: коммунисты свиньи, потому что…

Тут политэкономический семинар столетнего дедушки Дасси оказался вынужденно прерван: полыхнула ТА САМАЯ вспышка. Будто за окном справа взошло солнце. Все присутствующие в зале ресторана мгновенно метнулись за стойку, как солдаты в ходе огневого тренинга — если вообразить, что стойка это бруствер. И потянулись секунды, неправдоподобно долгие. Затем вдруг мигнул и погас электрический свет. На какое-то мгновение зал был освещен лишь далеким пламенем, и далее последовал удар, даже не похожий на гром от взрыва. Субъективно он воспринимался не как звук, а как жесткое сотрясение, как нокдаун на боксерском ринге. Несколькими секундами позже, посреди полутьмы, расцвеченной хаотичными отблесками далекого оранжевого пламени, ярко вспыхнул луч ручного аккумуляторного прожектора, заранее принесенного Вейнаром.

— Живые отзовитесь! — машинально приказал Тарен (как на тренингах «действия после масштабного теракта»).

— Мы в порядке! — почти хором, чуть испуганно подали голос тинэйджеры.

— Я тоже, — добавила Лаура, похлопав его по плечу.

Жиль Вейнар поднял левую руку (в правой — он держал прожектор). А дедушка Дасси язвительно произнес:

— Ну что, комиссар, теперь ты понял, зачем монашка надевает кондом на свечку?

— Вот ведь… — отозвался Тарен, глядя на объект, выбивший панорамное окно и теперь торчащий наискосок через половину зала. Сначала подумалось, что это отломанное и деформированное крыло среднего транспортного самолета, к тому же густо покрытое копотью. Но при внимательном взгляде стало ясно, что это фрагмент жестяной кровли, сорванный взрывной волной с крыши какого-то старого дома, и брошенный сюда. Тут майора-комиссара отвлек звонок смартфона. Звонившим был полковник Штеллен — он интересовался, где сейчас Тарен. Узнав, что в Лионе, на правом берегу Соны, около 4 километров от порта, полковник спросил: что творится в городе. Тарен ответил, что в данный момент ситуация неопределенная, но разрушения очень серьезные. Штеллен проворчал «Scheisse», после чего сказал, что перезвонит позже, и дал отбой связи.

— Я вот тоже хотел бы я понимать, что творится в городе, — проворчал Вейнар, глядя на оранжево-желтое зарево, охватившее весь южный сектор горизонта, видимый из окна.

Ответ был получен от пожарного экипажа, подъехавшего через несколько минут. Итак: конкретно сейчас горел порт на юге у слияния Роны и Соны. Началось с загадочных взрывов кораблей у причала и в акватории Роны. Пожарные не владели достаточной информацией, но мельком слышали разговоры старших офицеров жандармерии о неких мини-торпедах. Вроде эти торпеды поразили два экологических парома с литиевыми аккумуляторами, и начался пожар. Еще четыре торпеды поразили корабли с огнеопасными грузами — портовые танкеры, и что-то еще у причалов. С этой минуты береговые криогенные LNG-емкости были обречены, а значит — весь порт, все корабли, застрявшие в плотном трафике у порта, и все прилежащие районы города. Из особых странностей пожарные указали некоторый уровень радиации — неопасный, но отмеченный дозиметрами. Жандармы отказывались что-либо объяснять — ссылаясь на секретный приказ о секретности (именно так: секретный приказ о секретности).