Букет для улитки - [21]

— …Почему вы думаете, — перебил Поль, — что профиль построил ИИ?

— Комиссар, это уже знает вся Европа. В интернете можно найти даже IT-подрядчика, который выиграл тендер на разработку ИИ для спецслужб Евросоюза.

— Допустим, доктор Хуберт, что это так. И допустим, что ИИ может ошибаться. Но, в оперативно-розыскной деятельности принято проверять все выдвинутые версии.

— Комиссар, из тональности вашей фразы о мести за виноградную улитку очень явно следует, что «все версии» в данном случае означают единственную версию. Если это принятый теперь уровень доверия к ИИ, то Гитлер это не худшее, что было в Европе. Гитлер хотя бы был живой, а такое фанатичное доверие к кучке кристаллов кремния, выращенных в Китае, выглядит, как новый уровень в теории тоталитаризма.

— Ладно, а вы считаете, что нет сходства между терактами в вашем эссе, и терактами, имевшими место в Майнце, Мюнхаузене и Вадуце?

— Сходство терактов требует сходства мотивов, — сказал Ян, — по-вашему, оно есть?

— Да, я ведь говорил об открытии окна Овертона для аргонавтинга.

— Но вы не объяснили, почему аргонавтинг должен считаться табу.

— Я привел вам пример из реальной жизни, достаточно хорошо объясняющий, это.

Выражение лица гуру изменилось с веселого на печальное. Он развел руками.

— Извините, комиссар, но вы объяснили лишь, почему вам не нравится аргонавтинг. Вероятно, ваше мнение совпадает с мнением правительства и партии большинства в парламенте. Но мнение — не закон. Чтобы официально запретить аргонавтинг, надо в публичном порядке отменить ряд статей Всеобщей Декларации Прав Человека.

— Доктор Хуберт, вы ведь понимаете: ВДПЧ это лишь благие пожелания.

— Знаете, комиссар, тут на Балканах в ходу афоризм: «или закон или биатлон».

— В каком смысле биатлон?

— В смысле: если власть отрицает право, то прав тот, кто лучше стреляет. В моем эссе объяснен принцип вынужденного перехода субкультуры от эскапизма к терроризму.

— Значит, ИИ не ошибся, — заключил Поль.

— В моем эссе рассмотрен общий принцип, а не конкретный случай, — поправил Ян.

Поль Тарен очередной раз побарабанил пальцами по столику.

— Средний дознаватель арестовал бы вас. Ведь вы явно знаете больше, чем говорите, и дознаватель решил бы, что за решеткой вы проявите искренность и разговорчивость.

— Знаете, комиссар, я не обманул бы его ожиданий.

— В каком смысле вы бы не обманули?

— В смысле, я проявил бы искренность и разговорчивость.

— Стратегия «троянский конь»? — предположил Поль.

— Возможно, да, — ответил Ян, — а возможно, я выбрал бы другую стратегию. Их много придумано для подобного случая, и все такие вкусные.

— Тогда, доктор Хуберт, я расскажу о другом дознавателе с опытом работы КТ.

— КТ это контр-терроризм, не так ли, комиссар?

— Да. Такой опыт предполагает навык переговоров с террористами или посредниками террористов. Он воспринял бы вас, как посредника, и спросил бы о требованиях.

Выражение лица гуру стало задумчивым. Он отпил каплю бренди из рюмочки, затем прожевал кусочек груши, и сообщил:

— Я не посредник, но условия очевидны из сложившейся ситуации.

— Но, — сказал Поль, — они неочевидны для дознавателя, и он попросил бы изложить.

— Возврат личной свободы к уровню 1980 года, — ответил Ян.

— Что-что?

— Я сказал четко и ясно. Признание личной свободы на уровне 1980 года.

— Но, доктор Хуберт, это ведь абсурд!

— Я так не думаю, комиссар. В любом случае, ваше и мое мнение не относятся к делу.

— Ладно, а почему именно 1980 год?

— Потому что, округляя до 10-летия, это точка максимума свободы в векторной форме.

— Гм… Что такое свобода в векторной форме?

— У свободы несколько измерений, — пояснил Ян, — есть экономическое, политическое, сексуальное, телесное, научно-техническое, информационное измерения свободы.

— Гм… А сексуальное и телесное измерение разве не одно и то же?

— Нет. Вот пример разницы: свобода выбора сексуального партнера и свобода аборта.

Поль Тарен взял салфетку из пластикового стаканчика и вытер пот со лба.

— Ладно, доктор Хуберт, давайте будем реалистами и поищем разумный компромисс.

— Извините, комиссар, но я не посредник, и это не переговоры.

— Но, — заметил Поль, — вы объявили условие.

— Нет, я вывел условие из здравого смысла и знаний о субкультуре арго. Что касается переговоров: их не будет. Тут иной случай, чем с обычными террористами, которые продвигают какую-то религиозную идеологию, по сути — как легальные партии, хотя методы чуть более брутальные. Потому легальным политикам легко договариваться с обычными террористами. Но тут иной случай, как я уже отметил. Или органы власти признают личную свободу аргонавтов на уровне 1980-го, или нет. Все очень просто.

— Ладно… — Поль побарабанил пальцами по столику, — …А что, если нет?

— Комиссар, такие вопросы относятся к вашей профессии, а не к моей.

— Так, а вы понимаете, что возможны жесткие ответные меры со стороны властей?

— Ответные меры по отношению к кому? — спросил Ян.

— К субкультуре арго, — пояснил Поль, — например, к вашей здешней общине Сатори.

Ян Хуберт улыбнулся и покачал головой.

— Не к моей. Я всего лишь живу по соседству.

— Но, некоторые авторитетные люди говорят, что вы гуру этой общины.