Букет для будущей вдовы - [6]

Ровно через десять минут крики и визг прекратились. Алиса удовлетворенно кивнула, сделала чуть погромче телевизор и подтянула к себе ещё один стакан с подоконника.

- Вот теперь можно и за Рождество! - она одернула темно-синюю куртку от спортивного костюма и закинула ногу на ногу. - Приступим!

Однако, "приступить" нам не дали. Сначала раздался тихий и деликатный стук, потом дверь нашего номера приоткрылась, и в щелочку просунулась мокрая после душа голова Виктории Павловны.

- Ой, девочки, празднуете? - проговорила голова донельзя смущенным и как будто виноватым голосом. - А я подумала, может быть, просто телевизор смотрите - хотела с вами посидеть... Мой-то уснул уже: грустно, скучно. А ведь Рождество все-таки... Ну, раз вы отмечаете, то я тогда, конечно, пойду... Извините!

- Нет, отчего же? Проходите! - скучно предложила Алиса, пытаясь гостеприимно улыбаться. При этом во взгляде её, пустом и тоскливом, читалась одна-единственная мысль: "Эх, закрываться надо было! Теперь уже поздно с хвоста сбрасывать".

Виктории Павловне повторного приглашения не потребовалось. Радостно закудахтав что-то про молодежь, которой, конечно, скучно в профилактории со стариками, но что поделаешь, раз теперь даже молодые болеют, она вплыла в комнату, на ходу подсушивая руками темно-русые волосы, и уселась на стул рядом с холодильником. На несколько секунд повисла тягостная пауза, которую гостья же и прервала, радостно поинтересовавшись:

- Девчонки, к вам супружница нашего Шайдюка сегодня заходила? ("Шайдюк" - это фамилия нашего драгоценного Анатолия Львовича).. К нам заглянула: все честь по чести, с праздником поздравила!.. Только я вот все думаю: ну, зачем женщине старше сорока обесцвечиваться? Тем более, если волосенки и так жиденькие... А так, вроде, и костюм хорошенький, и сама стройненькая.

- Настоящий джигит всегда отличит горную лань от похудевшей коровы, флегматично заметила Алиса, вытряхивая содержимое пепельницы в пустой пакет из-под фисташек.

- Да? - Виктория Павловна на некоторое время замолчала, словно потрясенная этим открытием, а потом задумчиво выдала: - Похоже, вам она тоже не понравилась... Нет, вроде все нормально, зашла: дескать, приятного Рождества. А все равно какое-то высокомерие в ней чувствуется, правда? Знаете, раньше так Раиса Максимовна по всяким заводам ходила, с работницами беседовала. Но то - Раиса Максимовна, а эта кто? Подумаешь, жена лечащего врача!

- Сколько ей лет интересно? - подключилась к разговору я. Дама в лиловом костюме отчего-то не внушала мне добрых чувств, и поэтому хотелось чисто по-бабьи посплетничать. Кроме того, было жаль нашу гостью, которая все ещё чувствовала себя неловко, стремилась как-то завязать разговор, а её, бедную, никто не поддерживал.

- Да лет сорок пять - сорок шесть, наверное...

- А ему тогда сколько?

- Анатолию Львовичу-то? - Виктория Павловна наморщила лоб. - Да помладше её, наверное, будет? Сорок один... Или, может, даже сорок?.. Зато вот любовь! Он её, слышали, как зовет? Лизунок!

- Удавилась бы, если б меня так звали! - с чувством заметила Алиса. Я подумала, что вешаться бы, наверное, не стала, но тоже не особенно порадовалась бы такому "ласковому прозвищу".

Наша гостья, между тем, продолжала:

- А вы знаете, девчонки, мне ведь наш Шайдюк сегодня во сне приснился! Как будто стою я на улице одна, ночью, снег кругом валит. А тут он подходит, и свеча в руках горит. "Пойдемте, - говорит, - Виктория Павловна, со мной, я вам что-то покажу!"

- Ну, и как, показал? - Алиса встала с кровати и, скомкав пакетик с мусором, выкинула его прямо в приоткрытую форточку.

- Нет, - Виктория Павловна вздохнула. - Не успел. Я проснулась.... Мужу своему утром рассказываю, спрашиваю: "Не знаешь, к чему бы это?" А он говорит: "Анатолий Львович со свечой? Знаю! Он же тебе противогеморроидальные свечи прописал, ты их не выкупила. Вот теперь и будет сниться, пока до аптеки не дойдешь!"

Я тихонько хмыкнула. Почему-то ясно представилось, как пожилой кореец растолковывает жене сон, сохраняя при этом абсолютно серьезное, непроницаемое выражение лица. Алиса же улыбнулась одними уголками подкрашенных карминовой помадой губ. Похоже, общество Виктории Павловны понемногу переставало её тяготить. И выразилось это, прежде всего в том, что она снова взялась за бутылку со спелой гроздью крупного винограда на этикетке:

- Ну, так что? Давайте за Рождество что ли?

Наша гостья с готовностью заерзала на своем стуле, и тут выяснилось, что ни у Алисы, ни у меня, ни в номере со спящим мужем-корейцем нет ничего даже отдаленно похожего, на штопор. Всего нас в полупустом профилактории было в этот вечер шестеро: Виктория Павловна с мужем в четвертой палате, мы с Алиской в палате номер семь, и ещё два пациента в одноместных дорогущих номерах. В третьем - невротичной внешности мужчина с хилыми бакенбардами, бледным кончиком носа и трико с вытянутыми коленками, а в девятом неразговорчивая, достаточно респектабельная женщина лет пятидесяти пяти в шелковом стеганном халате и домашних туфлях на невысокой платформе.

Я предложила спросить штопор у "невротика", на что и Виктория Павловна, и Алиса чуть ли не синхронно замахали руками: