Будущее в подарок - [12]

– Так вы успели отправить отчет? – тут же спросил Фацио.

– Нет. Я собирался сделать это утром.

– А те, с кем вы работали… Они знали про отчет?

– Конечно, знали. Я писал его в Бюро, в кабинете. Обсуждал с ними некоторые положения этого документа.

– С Ясинкевичем тоже обсуждали?

– Нет. С ним не обсуждал. И с Биркавсом не обсуждал.

Фацио хмуро молчал, темные глаза были устремлены куда-то вниз. Потом глянул на Питера.

– Мой друг, то, что вы рассказали, очень важно. – Подозрение появилось в его взгляде. – Вы не устали?

– Хотел бы сказать «нет». Но если честно, устал.

– Сейчас я уйду. – Он замолчал с таким видом, словно пытался принять решение. Потом проговорил. – Вы не должны удивляться, что я пришел к вам вечером. В дневное время каждый мой выход из кабинета привлекает внимание. А мне хочется, чтобы как можно меньше людей знало, что я побывал у вас.

После таких слов Питер невольно посмотрел на стройную женщину, стоявшую сбоку от Фацио. Тот правильно понял его взгляд. Довольная ухмылка выплыла на смуглое лицо.

– Доктора Андерсон можете не бояться. Она – один из лучших агентов, которые работают лично со мной. Пока она рядом с вами, я за вас спокоен. Но это строго между нами. До свидания.

Стремительно просеменив к двери, он исчез. Питер с укором глянул на стоявшую перед ним женщину.

– Так вы не психотерапевт?

– Вас не обманули. Я – дипломированный психотерапевт. – Она излучала уверенность. – Закончила Кембридж. Стажировалась в Берлине. Вы можете доверять моим советам… Вам пора отдыхать. Что-нибудь хотите?

– Да, – с легким озорством выговорил он. – Поскорее увидеть мир, который за этими стенами.

– Это не зависит от меня. – Она смотрела на него абсолютно спокойными глазами. – Робот останется рядом с вами. Если что, он поможет. Вы не против?

– Нет.

– Всего доброго. Утром я вернусь.

– До свидания.

Они остались вдвоем – Питер и робот, замерший у изголовья. Глядя в потемневший потолок, Морефф размышлял о том, что с ним случилось. Этот прыжок во времени он понимал, он верил, что его не обманывают. И все-таки ощущение чего-то неестественного не покидало его. Он еще не свыкся с тем, что за окном две тысячи шестьдесят первый год, вторая половина двадцать первого века. Другое время, другие люди. Другая жизнь.

«Господи, – в смятении думал он. – Я попал в мир, которого не знаю, в котором совсем чужой. Я – анахронизм. Что мне здесь делать? Смогу ли я стать своим? И, пожалуй, самый главный вопрос: хочу ли я жить в этом мире?.. Он так разительно отличается от того, который мне знаком. Дело не только в роботах и Всемирном правительстве. В нынешнем мире нет России. Столь важной для меня страны. Какие-то самоуправляемые территории. На Дальнем Востоке – китайцы. Зато в Европе – русский язык. Непонятно, как относиться ко всему этому?.. Какое мне дело до России? Я родился и вырос в Англии. Я ^— подданный Ее Величества… Но я – русский. Мои родители русские…»

Отец Питера Олег Морев стал невозвращенцем. Он был родом из старой театральной семьи, закончил балетную школу, танцевал в Большом в кордебалете. Ненавидел советскую власть, ибо знал от отца и деда многое, жителям СССР тогда почти не известное, – о том, как пришли к власти большевики, о том, что они творили в Гражданскую войну, о репрессиях, которые начались задолго до тридцать седьмого года. Морев тихо ушел из гостиницы, когда театр был на гастролях в Лондоне. Попросил политического убежища, но воздержался от каких-либо громких заявлений, к которым его склоняли. Он ненавидел ту власть, но любил Россию. Эту любовь Олегу удалось передать сыну.

Мать Питера была младшей дочерью штабс-капитана Белой Армии Петра Зеленина, бежавшего, как и многие, из Крыма, успевшего пожить и в Дании, и во Франции, но потом осевшего в Англии на должности банковского служащего. Во Франции штабс-капитан Зеленин встретил свою будущую жену, дочь князя Бутурлина. Князь к этому времени тоже был в стесненных обстоятельствах, поэтому с радостью отдал дочь за небогатого в прошлом дворянина. Петр Зеленин – в честь деда Питер и получил свое имя, – смог дать своим детям хорошее образование. Мать Питера прекрасно знала историю, литературу, читала на французском, немецком, английском языках.

В семье Питера говорили на русском. Мать уделяла много внимания тому, чтобы он читал русские книги, причем не только беллетристику, но и историческую литературу – Карамзина, Ключевского, Сергея Соловьева. Любые гастроли из Советского Союза были предметом их благожелательного внимания. Вот почему он прекрасно знал русский язык и говорил, в отличие от многих выходцев из России, без всякого акцента. Как, впрочем, и по-английски.

С дедом Петром он виделся довольно часто. Когда Питер был подростком, они гуляли в Гайд-парке или Грин-парке неподалеку от Букингемского дворца, а позже, когда Питер вырос, ходили в паб выпить пива. Дед любил его. Своего московского деда, Владимира Морева, Питер так и не увидел – тот умер в конце восьмидесятых, незадолго до того, как наступили новые времена, и в Россию стало можно ездить. Питер отправился в Москву вместе с отцом в девяносто втором. Их встречала бабушка, Анна Сергеевна. Она была совсем старенькой. Заплакала, впервые увидев Питера. Москва поразила своей красотой и запущенностью. Питер гулял по старым улицам с таким чувством, словно бывал здесь прежде, словно вернулся сюда после долгого отсутствия. Город, столь не похожий на Лондон, не казался ему чужим.