Будущее России. Алгоритм переворота - [7]

Чего хотел Деникин? Чего хотели белые вообще? Нам внушали, что восстановления монархии. Так ли это? Не та же ли армия в феврале 1917-го благополучно сдала «царя-батюшку»? Все ли меры она приняла, чтобы вызволить его из заточения, в период до июня 1918-го? Тогда чего добивались и Колчак, и Деникин, и Врангель, и Юденич, проливая реки крови? Возрождения великой России? Но какой? Этого они и сами четко не знали.

А чего хотели Буденный, Ворошилов, Фрунзе и другие красные? Похоже, лучше всех это знал Троцкий: они хотели мировой революции. Официально все воевали за советскую власть – власть рабочих и крестьян. А что получилось в результате победы? Ответ очевиден, особенно если смотреть с современных позиций.

Гражданская война подразумевает четко структурированное гражданское общество с ясной идеологией и высокой политической грамотностью участвующих в ней сторон. Могло ли такое быть в стране, в которой всего полвека назад отменили крепостное право? В которой не то что о политической грамотности не могло идти речи – большинство населения вообще было неграмотным. «Минуя капиталистическую стадию развития» – эта характеристика современной российской истории включает все: и неумение народа жить в социуме в соответствии с законом, и неверное понимание своих прав и обязанностей, и недостаток опыта разных форм классовой борьбы, и отсутствие гражданского общества как такового.

Линия фронта разделяла не социальные слои, а подчас обычную крестьянскую семью, где один брат оказывался у красных, другой – у белых, а то и вовсе у зеленых. Многие не выбирали сознательно, за кого воевать. Все решалось случайно и зависело от того, где и кого под страхом смерти успели мобилизовать пришедшие в данную местность войска. Более того, разграничительная линия порой пересекала не только семью, но и душу человека, в которой с особой остротой разгоралась извечная борьба между добром и злом, между животным и социальным началом. И какая бы сторона ни победила, каждый из ее бойцов еще долго будет испытывать на себе последствия внутренней борьбы, что будет отражаться на его действиях. Это мы и наблюдали в последующей истории, когда военный герой вдруг оказывался в обычной жизни предателем, трусом, беспринципным угодником или стяжателем.

Понятно, что в таких условиях столкновения становятся особенно жестокими. Отсюда и определение «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Таким он был, таким и будет, если допустить его. Ведь гражданского общества у нас и поныне нет.

Раньше большинство людей об этом не задумывались – жили, как привыкли, а другого образа жизни и не видели. Но вот появилась возможность ездить за границу – и начались открытия. Например, в Италии на междугородних автотрассах, как правило, три полосы движения в одну сторону. Едут все по средней полосе, по левой только обгоняют и тут же возвращаются в свой ряд. Правая полоса – исключительно для спецслужб: скорой помощи, полиции и т. п. Как-то мне пришлось стоять там в пробке, вызванной серьезным дорожно-транспортным происшествием. Вынужденная стоянка растянулась часа на два. И вы думаете, кто-нибудь попытался нырнуть на правую полосу? Ни один автомобиль, кроме медицинских и полицейских. Возможно ли такое в России?!

Путешествующий по Германии или Швейцарии быстро убедится, что стоит ему выбросить из машины окурок, как он на следующем же перекрестке будет остановлен и оштрафован: кто-то из законопослушных граждан уже постарался и донес в полицию, сообщив и номер машины.

Когда-то в Германии нам приходилось отлавливать советских солдат, бежавших из воинских частей. Это всегда было большим ЧП: дезертир, да еще иногда и с оружием, на территории иностранного государства! Что он готов выкинуть, никто не знает. На его поиски мобилизовывали всех подряд – комендатуру, командиров, политработников, работников особых отделов. Если розыск затягивался, по договору обращались в немецкую полицию за помощью.

И тут начиналось самое интересное. Немецкие товарищи устраивали штаб поиска где-нибудь в «гаштете» (кафе), проводили туда телефонную связь, куда-то звонили, а затем успокаивали нас: «Сидим, пьем лимонад, сейчас придет Ганс и все доложит». К нашему удивлению, минут через пятнадцать появлялся гражданский Ганс и докладывал: советского солдата видели полчаса назад в Цоссене, идет в сторону Нойбурга, минут через сорок будет там. Наши вскакивали, пытаясь броситься в погоню. Немецкие полицейские успокаивали: мол, сидите, не волнуйтесь, через час он будет здесь без единого выстрела – его «ведут» наши люди. «Сколько же их?!» – спрашивали мы. – «Все население Германской Демократической Республики». И представители народной полиции были недалеки от истины: каждый гражданин ГДР считал для себя честью выполнить гражданский долг.

Как это непохоже на нашу действительность, когда большинство людей в метро, автобусе или на улице почитают за доблесть укрывательство злостного хулигана и не учитывают, что, привыкнув к безнаказанности, он в следующий раз учинит насилие уже над ними, над их детьми и внуками. Не понимает наш народ, что, выступая против смертной казни, он тем самым плодит бандитов и насильников, в чем все уже не раз убеждались, но выводы почему-то делали противоположные.