Будущее не в прошедшем - [48]

Когда я увидел вблизи себя такую громадину и понял, что белая она была оттого, что несла с собой массу водяной пыли, которая издали казалась снегом, тогда я подумал, что теперь все кончено, — это смерть.

Волна налетела со страшной скоростью, и я почувствовал боль от удара воды…»

Найденная нами глыба была еще одним подтверждением реальности миража! Значит, волна, которую видел Петр Федорович, была цунами, но цунами далекого прошлого, и она запечатлелась в этом камне, переброшенном гигантской волной, по крайней мере, на десятки метров.

О чем кричал раненый ящер

И вот, наконец, нас вызвали в лабораторию, туда, где изучались образцы пород из костеносного слоя и кости ящеров. Здесь современные следопыты — физики и химики — решали главную задачу, выясняя изотопный состав костей и пород.

Прежде всего они дали нам ответ на вопрос: какая температура была в меловом море Тургая?

Оказывается, в наши дни, так же как и в прошлом, в раковинах моллюсков при отложении карбоната происходит удивительный процесс закономерного накопления изотопов кислорода, зависящий только от повышения или понижения температуры. Получается своеобразная запись температур, сохраняющаяся десятки и сотни миллионов лет.

Вот, например, гидрографическое судно, изучавшее дно Тихого океана, подняло драгой колонку ила с глубины более пяти тысяч метров. Ил был передан ученым. Они установили, что нижняя часть колонки ила накопилась около девяти миллионов лет назад. Другая группа исследователей изучала в этом иле содержание изотопов кислорода, заключенного в раковинках микроскопических животных того времени. Удалось этим путем установить, что температура дна океана в то время была на шесть градусов выше, чем сейчас.

Судя по нашим образцам, температура мелового моря была равна двенадцати-двадцати градусам. Она оказалась постоянной и для слоев, подстилающих костеносный слой, и для самого костеносного слоя. Сама собой отпала гипотеза о вымирании ящеров в результате резкого похолодания. Нигде на всем земном шаре изотопные исследования не подтверждают таких колебаний температуры. Значит, я был прав в своих поисках других ответов на этот вопрос.

Мы узнали и точный возраст пород. Костеносный слой отложился около ста миллионов лет назад. Ошибка определения находится в интервале одного-двух миллионов лет. Но это пустяк. Одним или двумя миллионами лет больше или меньше — несущественно.

С трепетом мы ждали результатов анализа изотопного состава циркония. И вот он получен: и в костях и в породах обнаружена концентрация циркония-90.

Следовательно, облучение было.

Вряд ли плезиозавры немедленно умирали от лучевого ожога. Может быть, если бы не цунами, «наш» ящер жил бы еще некоторое время. Атомное излучение поражало прежде всего потомство этих животных. Это и привело к вымиранию форм, не приспособленных к защите от ядерной радиации.

Они уходили умирать в какие-то заповедные, только им известные места. В Средней Азии, в долине реки Чу, недавно нашли одно из таких мест. По самым скромным подсчетам, там обнаружено свыше десяти миллионов тонн костей динозавров…

Ура, пятерка!

И вот решительный день настал. Я вновь отправился на экзамен.

Я был настроен воинственно. Теперь-то меня не собьешь! На этот раз я могу фактами обосновать свои гипотезы.

Строго по программе ответил на все вопросы билета. А потом, пользуясь тем, что профессор не спешил — ведь я был единственным экзаменующимся, — рассказал ему о мираже, о раскопках, о результатах анализа костей. Я доказывал, что звероящеры вымерли именно в результате резкого возрастания радиоактивного облучения, что повышенная радиация ускорила процесс эволюции наиболее приспособленных существ. На этот раз он не постукивал своим карандашиком и не глядел в окно!

Я рассказал профессору о наших встречах с живым птеранодоном. Правда, я немного приукрасил события и упустил ту часть наших приключений, когда мы все дрожали от противного животного страха… В моем рассказе мы все выглядели героями.

Профессор, конечно, знал об этом всколыхнувшем всех ученых событии. Он не смог побывать в Тургае только потому, что в эти дни лечился на одном из курортов Адриатического моря.

Ему было немножко завидно слушать рассказ о наших приключениях. Он несколько раз переспрашивал, стараясь добиться точного описания облика птицеящера.

Когда речь зашла о зубах птеранодона, профессор сначала недоуменно уставился на меня, а потом спросил:

— Значит, его пасть была усеяна острыми зубами?

— Да, ужасная огромная пасть и зубы, как у щуки, — я хотел сказать «как у акулы», но вовремя спохватился: сам-то этих зубов не разглядел.

— Ну, батенька, это или что-то новое, или вам так от страха показалось. Никаких зубов у птеранодона не было. Были только роговые наросты на челюсти. И боялись вы его напрасно — ведь побаивались, батенька? Кроме рыбы, он ничего проглотить не мог. Вам бы птеранодон никакого вреда не причинил, разве только крылом ударил.

И тут профессор прочел целую лекцию о том, где жили птеранодоны в прошлом. Многое я уже знал, но слушал внимательно и не перебивал его. Оказывается в американском журнале успели напечатать статью какого-то ученого о возможной связи появления птеранодона с землетрясением в Монголии.