«Буду верен словам до конца» - [17]

Проповедь о. Василия произвела большое впечатление. «И сегодня для нас с вами, – говорил он, – Господь восходит в Иерусалим. Идет так же впереди нас, но мы с вами представляем собою ту же самую картину, как некогда представляли ученики Его. То же самое несовершенство владеет нами, те же самые страсти нас обуревают, и мы с вами и ужасаемся и мятемся, а иногда друг-другу завидуем… Не хотим воззреть на Него, идущего ради нас с вами на распятье. Не хотим посмотреть на Него и принять ту силу, которую Он нам дарует каждый день. Доколе мы с вами будем так скорбеть и так малодушествовать, и постоянно этим прогневлять Бога? Почему мы с вами не хотим взять ту решимость, которую нам Господь сегодня предлагает, почему мы не хотим с вами понудить себя на дела поста, на дела молитвы, на дела милосердия и благочестия?.. Господь ныне восходит в Иерусалим. Мы идем и мятемся, и не хотим воззреть на Него… Не хотим даже по рой открыть Евангелия и почитать… Восклонитесь волей вашей от земли, от скорбей ваших, от неприятностей ваших, воззрите к Богу и веру примите, – примите радость о Духе Святом, который ныне торжествует в нашей Церкви. И сегодня, причащаясь Святых Христовых Тайн, войдите с Господом нашим в Иерусалим! Восходите в то небесное жилище, которое нам с вами уготовал Господь святою смертью Своей и святым Своим Воскресением!»

Великим постом этого года многие из братии болели, служить было некому. Отец Василий находился в храме ежедневно: он служил и был постоянным канонархом.

Многие поступки о. Василия в эти дни многозначительны. Вот, уже на Страстной, в Великий Вторник, он зашел к своему сотаиннику иеромонаху Ипатию, у которого был день Ангела (он был наречен в честь преподобного Ипатия, целебника Печерского). «После литургии, – вспоминает о. Ипатий, – он зашел меня поздравить и принес крест. И сказал: „Вот я подумал… Мне хочется, чтоб он был у тебя“. Рассказал, что этот крест из Иерусалима. Я был поражен тем, что он самую большую свою святыню мне отдал, – я знал, как он дорожил этим крестом. Благодарить было как-то не лепо. Мы обнялись с ним. И вот что я заметил: он был в особом состоянии, тихий-тихий такой, необычайно тихий. Поскольку я очень хорошо знаю его, знаю много лет, то это особое состояние внутренней тихости, кротости было для меня явно».

Иконописец Дмитрий (впоследствии о. Иларион) был свидетелем этого случая. Отец Василий обратился к нему: «Дмитрий, по весь его на подобающее место». «Я повесил крест, – вспоминал о. Иларион, – между иконостасом и окошком. Я заметил, что он – о. Василий – в это время был очень благостным, обычно более суровый, нахмуренный, собранный. А тут он был как человек после молитвы… Я отошел продолжать работу, а они еще некоторое время разговаривали. Потом о. Василий тихо вышел. Мне было очень приятно, что он подошел ко мне и спросил: „Что ты пишешь?“ Я говорю: „Пророка Илью“. – „Пророк Илья… хорошо…“, – он кивнул мне головой и, тихо прикрыв дверь, вышел. У меня в памяти вот таким он и остался».

Отец Василий жаждал тишины, т. е. смирения и кротости, старался их приобрести и хранить… В своем сокровенном дневнике он писал тогда: «Если смирение Христово воссияет в сердце, то жизнь земная для тебя будет раем. Но как это описать? Невозможно. Это чувство сердца. Если оно есть, то знаешь, что это – оно.

…Но все это только помыслы смиренномудрия, а само смирение не живет в окаянном сердце моем. Вижу, как должно быть, но стяжать этого не могу. Господи, подай мне смирение и кротость Твои и наполни ими сердце мое, и преисполни, дабы не осталось места ни для чего другого, но все – смирение Твое сладчайшее».

Все последние записи дневника об этом. Все это святоотеческий аскетический опыт, осваиваемый иноками вновь и вновь… «Смирение – это чувствовать себя хуже всех. Не думать, не помышлять, а чувствовать всем сердцем. Это и есть – видеть себя смиренным. Сердце своими очами видит чувства. Оно их различает, как наше зрение различает цвета: вот – кротость, вот милосердие, вот – гнев, вот тоска и т. д. Отверзаются очи сердечные только благодатью Божией. Это чудо. Чудо исцеления слепого».

У о. Василия в дневнике все сугубо свое, – он часто среди своих мыслей приводит цитаты, нередко – из творений святителя Игнатия, духом учения которого был проникнут. Есть в дневнике цитаты без обозначения источника. Так, не имеет, например, подписи текст, принадлежащий святителю Игнатию: «От грехопадений моих бегу не в затвор, не в пустыню, а в самоукорение, в исповедание грехов моих, в раскаяние» (Собрание писем святителя Игнатия (Брянчанинова). М.; СПб., 1995. С. 221, – о. Василий, вероятно, пользовался ксерокопиями с известного собрания писем святителя, составленного трудами игумена Марка (Лозинского). Это собрание и легло в основу указанного издания). Можно произвести внимательную сверку, – найдутся и другие тексты, принадлежащие святителю Игнатию и другим аскетическим писателям. Но такая сверка ничего не изменит: от страницы к странице течение духовной жизни во всех нюансах принадлежит о. Василию. Можно убедиться лишь в одном – в том, что он – ревностный ученик святителя Игнатия.