Будни контрразведчика [иллюстрации] - [18]

И только когда шефа укладывали на крыше фургона, стало ясно, что он мертвецки пьян.

Хаббард–Джонса спрятали под куском брезента, приставную лестницу унесли, и вдруг из–под брезента высунулась перекошенная черная физиономия:

— Мне не дали бомбы со слезоточивым газом!

— Дали, дали. Я все проверила дважды, — ответила Скромница. Она вышла с ними попрощаться и, дрожа от холода, стояла у фургона. Машина тронулась в путь, когда было далеко за одиннадцать. Скромница помахала им вслед рукой.

Джок гнал сломя голову и не обращал ни малейшего внимания на Хаббард–Джонса, если тот вдруг начинал отчаянно барабанить по крыше, требуя, чтобы машину остановили. Только благодаря Мак–Нишу налет вообще состоялся. Было уже без четверти двенадцать, когда веревку с крюком зацепили за платановую ветвь, и Хаббард–Джонс повис, качаясь, над забором «Рокового дома»… Рональд и Джок ждали, напрягши слух. Наконец послышался тяжелый глухой удар…

— Приземлился!

Затем раздались неверные шаги, приглушенные проклятия, что–то звякнуло. Хрипение, кашель, плевки — из–за забора поднялось клубящееся белое облако.

— Боже милостивый! Он хлопнул об землю слезоточивую бомбу, — догадался Джок.

* * *

Полицейский констебль Уорт любил ночные дежурства. Он с удовольствием бродил в одиночестве по пустынным улицам, погруженный в свои мысли. Он перебирал в памяти все когда–либо нанесенные ему обиды, стараясь ни одной не пропустить. А в этот ясный вечер, совершая обход залитых луной улочек и переулков, Уорт неотступно думал о самой большой своей обиде. Это было нечто из ряда вон выходящее, и вот уже две недели воспоминание о ней наполняло его душу сладостной болью. Подумать только — явился инспектор и приказал (конечно, чтобы задержать продвижение Уорта по службе) освободить из–под ареста преступника (задержанного Уортом с риском для жизни), который выдал себя за слепца, оказал сопротивление властям и совершил нападение на офицера полиции… Тут Уорт заметил неподалеку в тени дерева огромный фургон. Констебль насторожился. Фургон мог быть связан с нарушением порядка, нарушение порядка могло означать арест, аресты же, по мнению простодушного Уорта, означали продвижение по службе.

Используя полицейский прием, известный под названием «растаять в ночной темноте», он стал крадучись подбираться к фургону.

Облако слезоточивого газа развеялось, кашель затих вдали, и Рональд и Джок принялись за запасное колесо, из которого предварительно был выпущен воздух. Они положили колесо на мостовую, разбросали вокруг инструменты, надеясь таким образом создать впечатление, будто заклеивают прокол, если вдруг привлекут к себе чьи–нибудь любопытные взоры.

— Дай бог ему унести оттуда ноги!

— Черта с два, — бесстрастно ответил Джок. — Ничего у него не выйдет. Поручил бы мне — я с четырнадцати лет взламываю замки и залезаю, куда надо. И сцапали меня всего два раза. Так–то. И вообще, на черта нам мерзнуть вдвоем, — рассудил он, забрался в кабину и тут же заснул.

Рональд остался один, он так замерз, что у него не гнулись пальцы. Он считал своим долгом думать и тревожиться о Хаббард–Джонсе, но мысли его были заняты только Скромницей… Внезапно ему в лицо посветили фонариком..

— Что случилось, приятель?

— Ничего страшного, констебль, всего–навсего прокол. Я уже почти привел колесо в порядок.

Уорт прошелся с фонариком вокруг фургона и увидел надпись: «Акционерное общество Футлус. Документальные, видовые и короткометражные фильмы». Подозрения констебля мигом развеялись, он преисполнился доброжелательности.

— Снимаете фильм, сэр?

Рональд начал излагать легенду, сочиненную на подобный случай.

— Совершенно верно. Были на съемках с шести утра. А сейчас уже почти дома, и надо же такому случиться.

— Ну, ребята, вы вкалываете не хуже нашего. Давайте–ка я вам пособлю, устали небось.

— Ничего, констебль… Я и сам справлюсь… Уже почти все… Рональд принялся завертывать гайки, надеясь так потянуть время, но Уорт, ткнув носком башмака в колесо, заключил:

— Верно, у вас тут все в порядке. Теперь гоните домой, и на боковую.

— А я не спешу… То есть, конечно, на боковую, — неумело изворачивался Рональд.

— Вы один, сэр?

— Э–э… не совсем. Рональд открыл дверцу и изо всех сил встряхнул храпящего Мак–Ниша.

— Значит, он вернулся? — поинтересовался Джок спросонья.

Рональд отчетливо и громко прокричал ему в ухо:

— Констебль любезно помог мне, Джок. Можно ехать.

— Ну и ну! — вырвалось у Джока.

— Что делать? Не бросать же здесь шефа одного, — взволнованно зашептал Рональд. Джок лишь пожал плечами.

— Благодарю вас, констебль, — обратился Рональд к Уорту. — Пожалуй, мы двинем дальше.

Уорт закрыл за Рональдом дверцу и вежливо откозырял:

— Спокойной ночи, сэр. Поезжайте осторожнее. Сразу же за углом Джон остановил машину.

— Пойдем глянем, — сказал он. Они вылезли из машины и на цыпочках двинулись обратно. На Линкольн–Террас ни души, вокруг мертвая тишина.

Вдруг из «Рокового дома» донесся оглушительный взрыв. Джок и Рональд в ужасе посмотрели друг на друга.

— Смотри–ка! — прошептал Джок. — Он, кажется, провернул это дело.

На заборе появилась черная тень. Прыжок — и тень благополучно приземлилась, но в тот же миг из мрака вынырнула еще одна черная тень. Завязалась схватка, замелькали руки, ноги… И на середину мостовой в пятно лунного света выкатилась полицейская каска.