Будни и праздники - [70]

В ту же ночь они узнали, куда подевался вексель.

* * *

Около полуночи меня разбудил шум шагов. В дверную щелку проникал свет. За стеной кто-то негромко и монотонно плакал — словно лилась струйка воды.

Сначала я подумал, что все это мне снится.

Тихий плач, как ножом, отрезало злобным мужским голосом:

— Не реви! Пошевели лучше мозгами!

Я встал и заглянул в замочную скважину.

Посреди комнаты, залитая тяжелым красным светом — с потолка спускался красный абажур — стояла, заливаясь слезами, наша служанка, босая, в одной рубашке. Плечи ее тряслись, детское тело содрогалось от усилий сдержать рыдания. Мокрое лицо то и дело искажалось мучительными конвульсиями. Она прижималась к открытой двери чуланчика, где обычно спала и откуда ее, видимо, только что вытащили. Перед ней среди безмолвно выстроившихся кресел сердито бегал хозяин. Добежав до угла, он остановился и бросил на девочку угрожающий взгляд. На нем не было ничего, кроме пижамы. Вероятно, не мог заснуть и в неутолимом стремлении любой ценой отыскать вексель вскочил и принялся терзать служанку.

— Как это не помнишь? Ты же подметала. Видела ты в прихожей какую-нибудь бумагу или нет? Отвечай!

— Не видела я… Не было там никакой бумаги… Я же говорила: госпожа послала меня купить лапши… и… велела… бросить мусор в печку…

— Это я уже слышал! Можешь не повторять! Я о другом спрашиваю: вспомни, не попадалась тебе бумага… белая такая, сложенная!

— Не помню.

— Но ты же только что сказала, что ее нигде не было? Что ж это получается, то бумаги не было, то ты не помнишь?

— Гос-по-жа мне велела… — твердила девочка, окончательно сбитая с толку.

— Дуреха! — закричал хозяин. — Да ты хоть понимаешь, о чем тебя спрашивают?

Я распахнул дверь. Комната закружилась перед глазами. Не узнавая собственного голоса, я крикнул прямов лицо хозяину:

— Оставьте девочку в покое! Вексель у меня!

Рука хозяина взлетела в воздух, из полуоткрытого рта вырвался крик удивления. В ту же секунду я захлопнул дверь и заперся.

Все произошло невероятно быстро. Распахнутая дверь, мой исступленный крик, ударивший по глазам красный свет и вновь темнота моей комнаты сменили друг друга с фантастической быстротой.

В гостиной стало тихо. Потом послышались торопливые шаги и сразу же нетерпеливый стук.

— Сударь, объяснитесь, сударь, прошу вас. Немедленно верните вексель, если он действительно у вас!

Я сказал, чтоб он оставил меня в покое.

— Если вы себе позволяете так шутить, я завтра же вышвырну вас отсюда! Но если вексель и вправду у вас, обо всем немедленно узнает полиция!

— Не посмеете, — ответил я, стоя у двери и на всякий случай сжимая в руке стул.

— То есть как это не посмею? Что вы хотите сказать?

— А то, что я прекрасно знаю, кому и где я должен отдать вексель.

Он помолчал, видимо, что-то соображая.

— Выскажитесь яснее.

— Завтра поговорим. А сейчас не мешайте мне спать.

— Прошу вас, давайте все выясним. Это очень важно, — проскулил из-за двери хозяин. — Можно ведь и договориться, сударь. Вексель этот не мой, а одного из гостей. Вчера вечером он его тут выронил.

Будь что будет, но я решил не отвечать.

— Скажите только, вы правда нашли вексель? — простонал он, и по нетерпеливой нотке в его голосе я понял, что он все еще не верит, что вексель действительно у меня.

Все его попытки вырвать из меня хоть слово не привели ни к чему. Потеряв терпение, он бухнул кулаком в дверь и проревел:

— Скажите только, у вас он или нет!

— Что случилось? — послышался хриплый со сна голос хозяйки.

— Тссс! — прошипел он, но хозяйка набросилась с вопросами на служанку, и та ей все рассказала.

— О боже! — воскликнула она.

Муж крикнул ей, чтоб убиралась. Она ничего не отвечала и только плакала. Тогда он вытолкал ее из комнаты. Оба заперлись в спальне, откуда еще долго доносились всхлипывания.

Хозяин еще несколько раз пытался поговорить со мной, упрашивал, грозил самыми невероятными карами, но я упрямо молчал. В конце концов ему пришлось оставить меня в покое.

Заснул я только на рассвете и в беспокойных снах видел господина в пушистом пальто и даму с собачкой. Вместе с хозяином они тащили меня из комнаты, чтоб сдать в полицию.

Когда я проснулся, первой моей мыслью было, что нужно искать другую квартиру. Я был в таком состоянии, что желал только одного — поскорее отделаться от этих людей.

Потом я сообразил, что хозяин наверняка сегодня никуда не уйдет, а будет сидеть у моей двери и сторожить меня. Я оделся и, не умываясь, сел на кровать. Голова болела, издерганные нервы жаждали покоя, а в голове продолжали мелькать те же отчаянные мысли, с какими я уснул. Я чувствовал себя как отравленный. Даже ненавидеть хозяев не было сил.

Часов в десять он постучался. Я уже был готов к встрече и открыл дверь.

Блуждающий взгляд, крепко стиснутые зубы. Эту ночь он явно провел без сна, из-под широкого лба мрачно сверкали глаза, под ними лежали тени. Было ясно, что он принял какое-то решение.

Не поднимая на меня взгляда, хозяин уселся на единственный стул.

Молчание становилось невыносимым. Наконец он сказал:

— Бедно живете.

— ?

— И я был такой же. Из деревни. Как и вы, наверное.

Он прекрасно знал, что я из города.