Будни анестезиолога - [3]

В работе имелось два недостатка: первый — нечем заняться по вечерам. Интернета не было, телевизор притащить? Но в глубине двора он не словит ни один из тогдашних трех каналов. В результате ребята занимались промыслом. Один притащил вязальную машину, вязал на продажу свитера. Второй, имевший способность к шитью, кроил брюки, а третий, умелец-краснодеревщик, приволок токарный станок и вытачивал на нем изделия, почему-то чаще всего делал ручки для самоваров.

Второй минус — в пристройке не было водопровода и канализации и, соответственно, нужника. На стенке висел рукомойник, помыть руки можно. А как делать остальное? Ходить по ночам на улицу? Отлить ночью можно, что и делали за углом пристройки, который почти развалился от сырости, смотрю, не починили до сих пор, а до ближайшего сортира в клинике пульмонологии далеко, метров 200. И в результате в каптерке стояло ведро, в народе — параша. Обычное ведро, уходя изволь вынести, промыть в ближайшей луже, приготовь для сменщика.

Ну и в один день дежурный, кажется вязальщик свитеров, нажравшись в дым, выделил из себя различных жидкостей, наполнив ведро до краев. И уснул на топчане. Главное, что уснул, мудила, с сигаретой в зубах. Задымился матрас, из окон клиники увидели дым. Пожар в кислородной это катастрофа, это же сейчас как пи…ет! Народ отскочил от окон, кто-то побежал в другой конец здания клиники, и только начмед, тетка или храбрая, или безбашенная, побежала в кислородную. И видит тлеющий матрас, видит спящего на нем работничка, начинает бороться с пожаром подручными средствами, а под рукой оказалось ведро с жидкостью, и естественно, этой жидкостью, то есть дерьмом обливает матрас, обливает спящего на нем студента и заодно себя. Стоял такой крик, такой мат, что случись взрыв, на сто процентов вокруг было бы тише. Парня гонят с глаз, мокрый, облитый дерьмом, в мороз топает домой. В метро, понятное дело, его не пускают. В итоге выгоняют с работы, не помню точно, с института погнали или нет. Хотя, кажется, нет закончил.

История дырки

Иногда притормаживаю у здания нефрокорпуса и, как всегда, смотрю вверх, на дырку в капитальной стене здания, на самом верху, никак не предусмотренную проектом. Но для нас это не просто дырка, для нас это память об учебе в институте. История дырки такова. Нефрокорпус института строился ударными темпами лет 20. Последнее, что помешало — московская Олимпиада восьмидесятого года, когда все силы и ресурсы были брошены на нее. Лет пять после никакого движения на стройке не было. Наконец в середине 1980-х встал вопрос: или достраивать, или снести, или ждать, когда недостроенный корпус сам развалится окончательно. Решили, что дешевле достроить. И нас, на шестом курсе, отправили не как положено студентам — убирать морковь, а на завершение стройки. На пару с другом Лехой выдали нам компрессор, пару отбойных молотков — работайте. Работа творческая, с утра заливали солярку, заводили компрессор, разворачивали шланги и приступали к удалению лишнего.

За годы строительства прогресс не стоял на месте, в проект новой клиники вносились изменения, что в сочетании с распиздяйством и высокой технической грамотностью строителей давало результаты. Поэтому работы для отбойного молотка за 20 лет накопилось достаточно. Так, кто-то решил на каждом отделении обустроить чудо техники: лифты для подъема кормов из пищеблока. Маленькие такие лифты с узкой шахтой, на платформочку которых умещалась только тележка с кастрюльками. Удобно, по замыслу архитектора еда должна была носиться вверх-вниз по этажам, минуя общие пассажирские лифты. Каменщики в строгом соответствии с планом выложили на каждом этаже шахту, такую маленькую кладовочку, метр на метр, оставив вход в нее у самого пола, больше напоминающий леток улья. Но! Перекрытия между этажами как были сплошными по изначальному проекту, так и остались. Тут без отбойного молотка никак. И начали мы ломать эти бетонные плиты. Работа тяжелая, бетон за годы набрал прочность. Приходилось на карачках забираться в леток, напарник подавал молоток, и ты в темноте, в замкнутом пространстве, начинал бить отбойником в пол у себя под ногами, ожидая, что вот-вот — и плита провалится вниз, а ты повиснишь на страховочном тросе. К счастью, до этого не доходило: как только остатки плиты начинали раскачиваться, готовые рухнуть вниз, мы успевали выбираться и снаружи расхерачивали ее остатки. Для спасения от пыли и грохота в стенке шахты сбоку мы пробивали отверстие, куда и высовывался ебальничек, дышать. В конце, перед тем как сдать работу прорабу Славику, дырка закладывалась кирпичами. Звук отбойника уносился вниз, резонируя где-то в подвале, рядом было почти тихо, но при этом из дыры в стене высовывалась мелко вибрирующая рожа. Кто проходил мимо, смотрел на нее и думал: интересно, а чем это там занимается человек в кладовочке? Дрочит? Так почему-то считали все и были не сильно далеки от истины.

Наконец мы добрались до чердака, где должен быть установлен моторчик лифта. Там было сложнее, требовалось что-то измерить, вырубить какие-то фигуры в полу. Но на чердаке темно и было лень искать провода, лампочки, проводить туда свет. Да и зачем, когда у тебя в руках отбойный молоток, а на компрессоре ты в нарушении правил безопасности поставил 8 атмосфер? И уже появился навык работы с отбойным молотком. Пять минут, и в капитальной стене проделано окошко. Главное было успеть его заложить кирпичами, пока не появился прораб. Прораб до вечера не появился, зато неожиданно появилась бригада белорусов-отделочников, которые снаружи обкладывали кафелем стены. Эстетика. Решив, что дыра — это так и надо, они аккуратно обложили ее плиткой. Закладывать дыру кирпичом было уже поздно. Славик, посмотрев на нее, достал чертеж, поставил на нем какую-то точку и махнул рукой: черт с ней, никто не заметит. С тех пор эта дыра так и осталась на ровной стене клиники, как память.