Будем жить! - [30]

Отдыхали мы минут двадцать, на меня косилиь с брезгивым страхом, как на бешеную псину, почти все «два-разы» и кое-кто из наших… потом Чермис, будто бы ни для кого конкретно, заговорил:

- Вижу, курсанты, ничего вы не поняли… Вообще-то, то что я сейчас скажу (народ, осознав, что разговор пойдет важный, начал подбираться ближе), я рассказывать вам не собирался. Хотел, ещё через час-полтора всеобщего ползания, кое-что другое сделать; ну и объяснить тоже, поскольку правильный ответ на мой вопрос… он с опытом приходит, которого у вас нет (офицер коротко зыркнул в мою сторону – и не он один, к сожалению). А теперь, я просто расскажу вам одну историю, ей уже около четырёх лет… Наша разведгруппа, двенадцать человек, из которых двое офицеров – я, тогда старлей, и заместитель, лейтенант – влипла в засаду. Почему так произошло – разговор отдельный, там всё было: и глупость, и невезение, и раздолбайства хватило… Короче – один из бойцов сразу был убит, без шансов, ещё двое средне-тяжело ранены, один из них – я; очнулся я уже в госпитале, так что рассказ со слов бойцов группы… Нас отжали далеко в сторону от места эвакуации, пришлось уходить пешком и именно туда, куда гнали преследователи. Лейтенант принял командование на себя, меня и второго такого же бойцы подразделения поволокли на себе; семь километров волокли, пока всю группу не окружили у притока Амазонки, намертво зажали. За нами гналась примерно рота боевиков, с тяжёлым вооружением – «единые» пулемёты и подствольные граники; у нас же у половины вообще бесшумки под 9х39, плюс одна СВД-ха, обычное «весло», и пять «калашей», это на всех. Ну, и короткоствол, конечно… Оторваться не удалось, не с ранеными на горбу, запас времени был минут пятнадцать-двадцать; отступить можно только за реку, но в реке водились пораньи… а там, где они водятся, другие хищники не живут, разве что особо бронированные. За рекой – лес, нормальный такой, там шансы уйти уже были, но перейти реку с ранеными группа не могла никак. Рыбы атакуют всё, что хоть как-то пахнет кровью… Времени на раздумья и какие-либо приготовления у и.о. командира группы тоже не было, решение надо было принимать в ближайшие минуты, вы сами должны понимать, переходить полтораста метров реки под огнём пулемета – верная гибель; пытаться пройти эти полтораста метров в кишащей стаями пораний воде – смерть не менее верная. – Чермис замолчал, глядя куда-то в пространство. Не выдержала опять девка, причем, кажется, та самая, что задавала дурацкие вопросы:

- И что дальше… товарищ капитан?

Чермис криво ухмыльнулся, аж мне поплохело:

- Дальше? – и голос у него как-то похолодел, – Дальше, лейтенант принял решение. Взял его полностью на себя, лично. Так как пленных не было, оставался только… второй вариант! Я был ранен осколками мины, в спину, в основном в мягкие ткани, ну и ребра некоторые перебило. Второй неходячий, старшина… вам его имя не нужно; у него было ранение в голову, плюс проникающее в брюшную полость. Если бы мы находились в госпитале – ранения почти равные по степени тяжести, но «в поле» счёт другой идёт – у старшины уже начиналось воспаление, то ли какой вирус внесло с кусками одежды в рану, то ли просто так «повезло», а меня дотащить до госпиталя можно было наверняка… Лейтенант выбрал, кто останется жить. Своими руками добил раненого, никого не стал заставлять разделить это… и сделал так, как вы уже догадались – в реку, на приманку рыбам… Группа перешла реку без потерь, трёх, шедших последними, за ноги пораньи надгрызть всё-таки успели, но так, чуть-чуть. На другом берегу остался заметный след – никто и не думал маскировать, времени не было, мы прям в кусты и попадали, как только на берег забрались, буквально в двух шагах от кромки воды, так ребята мне после рассказали... Бандюки, увидев собственными глазами, что реку мы перешли, но не зная – как именно, рванули в погоню, тупо по нашему следу. Самые шустрые успели добрести дальше середины, когда пораньи, крутившиеся под нашим берегом, вернулись и начали их жрать! Бойцы смотрели из кустов – четверых целиком разодрали прямо в воде в минуту; а ещё десяток, из последних выбравшихся назад, на «их» берег, были так подъедены, что на наших глазах их добили свои же – чтоб не мучились; там отгрызено было буквально всё и местами до костей! Фактически, на этом преследование и закончилось – разведгруппа добралась до своих спокойно. Вот так…

Тишину можно было резать ножом, у половины слушателей лица бледнели, а то и зеленели. Капитан более живым голосом уточнил:

- Вопросы у кого-нибудь есть? – и, после общего молчания, дернул меня лично – Курсант Злой, у вас тоже нет вопросов?

Неймётся ему… Ладно, спросим, тем более, что и вопрос важный, хотел «на потом» оставить, тет-а-тет, так сказать, ну да ничего:

- Один, тарщ-каптан. Что потом было с лейтенантом?

Чермис, резко хватанув воздуха, запнулся, потом скривился – видимо, ждал другого вопроса. На мой отвечать ему было явно неприятно, как, собственно, я и ожидал… Но инструктор переборол себя и ответил, честно, вызвав целую волну перешёптываний:

- Лейтенант… мы не хотели докладывать о подробностях случившегося, но нашёлся кое-кто, дотошный… Начали следствие, поначалу по факту гибели двух бойцов, ну а там – раскопали. Да лейтенант и не запирался, сам рассказал все… Его разжаловали, и сразу же судили. С формулировкой «за предумышленное убийство подчинённого», между прочим! Мы всей группой выступали в защиту, объясняли, что лейт по сути спас всех нас, пожертвовав одним, и так уже, считай, мёртвым бойцом. Сам… лейтенант, на суде просто молчал – его старались и не спрашивать, оно, знаешь ли, страшно, говорить с полностью седым двадцативосьмилетним парнем… У него в глазах вообще ничего не было, пустой взгляд, как у мёртвого. Оправдали в итоге, но грязных слушков пошло по «сарафанному радио»… Сам себя он, кажется, так и не простил – хотя прощать и не за что было. А находились и те, кто в спину плевал – в основном из «кабинетных» офицеров, конечно; но лейтенанта сделали едва ли не изгоем. Он демобилизовался, попрощался с нами, со всей группой – и уехал; не сказал, куда. Вы этого ожидали, курсант Злой? – обернулся он ко мне.