Бубновый туз - [21]

Полтора года он добирался до Москвы, где прибился к крепкой маханше, содержательнице притона. На большие дела он уже не выходил, но не упускал случая, чтобы подстеречь в темном углу какого-нибудь залетного богатенького барина.

Собственно, тем и жил.

— Здравствуй, Кирьян Матвеевич, — произнес домушник, сняв с головы картуз. — Давненько тебя не было видно.

— Хм… Здравствуй, Илья… Муромец! Ха-ха-ха! Меня могло и совсем не быть. Большевички-то легки на расправу. Раз-два — и к стенке!

— Все готово? — по-деловому спросил Егор Копыто.

— А то! — всерьез обиделся домушник. — Такого гостя привечаем — и не быть готовым! Нам уже сообщили. Я пришел, чтобы у дверей тебя встретить.

— Ну спасибо, брат, уважил! — дружески хлопнул Кирьян домушника по плечу. — Пошли!

Вошли в длинный коридор, по обе стороны — комнаты, за которыми шла незатейливая жизнь. Из-за ближайшей приоткрытой двери раздавался тонкий девичий смех, подхваченный мужским гоготом. В конце коридора раздавались громкие проклятия, вслед за которыми послышался звон разбитой посуды. Но в драку никто не встревал — не детвора, разберутся сами.

Миновали первый этаж, поднявшись на второй, остановились перед угловой комнатой. Илья Захаров весело подмигнул, после чего решительно распахнул дверь.

— Девки, сбегайтесь в кучу! Вы посмотрите, какого молодца я вам привел!

Перешагнув порог, Кирьян невольно зажмурился — свет от лампы, над которой неприглядными лоскутами продолжал висеть абажур, немилосердно бил по глазам и не позволял рассмотреть находящихся в комнате. Только возбужденный гул мужских и женских голосов давал понять, что в комнате ему рады.

— Сам Фартовый пожаловал!

— Кирьян! Какими судьбами!

— Мы думали, что тебя уже шлепнули.

— Не говори так. Кирьян еще всех нас переживет, — очень серьезно высказался Илья.

Привыкнув к яркому свету, Кирьян вошел в комнату. Здесь было дымно и шумно. Поделившись на два стола, жиганы резались в буру. Позабыв на время про раскинутые карты, жиганы поднялись навстречу Кирьяну. Его хлопали по плечам, говорили теплые слова, а он отвечал тем же и был очень рад, что оказался в знакомой компании.

— Может, в стирки с нами перекинешься? Такой человек, как ты, с пустым лопатником не ходит.

— Как-нибудь в следующий раз. Тесновато у вас, — пытался отговориться Кирьян, заприметив в дальнем конце комнаты молодую ляльку.

— Мы для тебя всегда место найдем, — не сдавался жиган по прозвищу Валет — невысокий и юркий, как юла.

— Человеку с дороги как следует отдохнуть нужно, а ты за карты, — услышал Курахин за спиной знакомый голос. — Вот если бы маруху какую подогнал, тогда другое дело.

Кирьян повернулся. Навстречу ему, раскинув руки для объятий, вышел коренастый человек лет тридцати.

— Кузя?! — удивленно выдохнул жиган. — Кого я не ожидал здесь увидеть, так это тебя!

Обнялись. Дружески похлопали друг друга по спинам.

— А ты думаешь, что только ты один девочек любишь?

* * *

Кирьян был знаком с Кузей еще по сибирской каторге. Кузя происходил из потомственных каторжан, каких в Южной Сибири всегда было много. На эти отдаленные территории на протяжении двух столетий ссылали своевольный люд, который сумел выработать свои нормы поведения. Именно в этих местах выкристаллизовывались такие характеры, какие нечасто можно встретить в городах. Поэтому, оказываясь в городе, такие люди становились паханами, сколачивая вокруг себя столь же бесшабашных, как и они сами. Оттого их опасались и уважали, зная, что данное им слово следует держать, а слово «товарищ» для них значило несколько больше, чем обычно. В первую очередь «товарищ» — это человек, которому доверяешь и знаешь, что он не подведет; если надумаешь подаваться к «зеленому прокурору», не сдаст надзирателям и на равных вынесет с тобой тяжкую ношу; это — человек, с которым ты и сам обязан делиться последним.

Кузя с малолетства был карманником, а повзрослев, неожиданно проявил страсть к электротехнике, столь не свойственную его кругу. Всюду, где бы он ни находился, стремился раздобыть литературу по электричеству, проявляя невероятное усердие в учении. Скоро он настолько поднаторел в электротехнике, что его стали приглашать разбираться с электричеством как в государственные, так и в частные дома. Электричество тогда являлось редкостью, на которую могли раскошелиться только самые зажиточные граждане. В этом-то и был весь секрет его промысла. Где-нибудь через полгода, когда удобства цивилизации окончательно стирали воспоминания о толковом электрике, Кузя проникал в квартиру и без особых проблем выносил из нее все самое ценное.

Кузю жиганы любили.

Его ремесло было новое, во многом непонятное и приносило немалый приработок. А кроме того, по широте душевной он щедро делился награбленным.

Порой казалось, что в квартиру он проникал ради собственного удовольствия да еще из-за молодецкого куража.

* * *

— Здравствуй, дорогой мой друг! — мял Кузя в могучих руках плечи Кирьяна. — Я-то все «Вечерние известия Московского Совета» читаю…

— Там, где списки расстрелянных? — догадался Кирьян.

— Во-во! А там тебя нет. Значит, живой, думаю. А тут ты появляешься собственной персоной. Как же тебе удалось слинять?