Брожение - [38]

Перед корчмой, расположенной между деревней и лесом, стояло несколько груженных хворостом телег и толпились крестьяне с обнаженными головами. Они хмуро глядели на погребальное шествие. У порога сидел какой-то паренек и писал. Старик Гжесикевич, не вылезая из брички, что-то диктовал ему. Увидев Янку, он дружелюбно ей улыбнулся и, сняв шапку, поздоровался. За ним и крестьяне начали кланяться и шептаться. Янку немного смутили эти знаки почтения. Сверкоский бросил на нее грозно-насмешливый взгляд и опустил голову.

Проехали по длинной деревенской улице с выбеленными низкими хатами, на которых распластались соломенные замшелые крыши. Люди стояли у своих хат и крестились; собаки, подвывая, бежали за телегой; дети в серых рубашонках, босые, с красными конфедератками на головах, сидя на заборе, испуганными глазами провожали процессию.

В конце деревни, окруженной вековыми дубами, стоял костел; за ним на склоне песчаной горы раскинулось кладбище, простое сельское кладбище, обнесенное канавой и заросшее березами, акациями, вербами.

Неподалеку от деревянных ворот, втиснутых между двумя невысокими каменными столбами, стояла коляска, запряженная вороными лошадьми.

У ворот мужики взвалили гроб на плечи и понесли. Ксендз запел псалом.

— Витовский! — прошептала Залеская, увидев мужчину в коляске. Янка глянула на него с любопытством. Витовский повернул голову, и глаза их встретились. Волна горячей крови прилила к сердцу Янки; она поспешно направилась к могиле. Гроб уже поставили на землю и начали отпевание. Церемония вскоре кончилась; гроб на веревках опустили вниз, и на белую крышку посыпалась земля.

У Янки пробежала дрожь по телу — ей стало холодно. С ужасом следила она, как засыпают могилу. Рох, сжав губы, сморщившись, усердно работал лопатой; бабы затянули тоскливую, душераздирающую песню; Стась отвернулся и украдкой отер слезы, а Сверкоский, опершись о какой-то крест, расширенными глазами смотрел на свежую могилу; его трясло.

По кладбищу гулял ветер, заметая свежие, желтые могилы почерневшими листьями. Амис жалобно, прерывисто выл; стая ворон, каркая, опустилась на дубы у костела, их голоса слились с криками галок, круживших над остроконечной красной крышей колокольни; огромный крест на середине кладбища простирал черные руки; с креста глядели милосердные, всепрощающие очи Христа.

На горизонте, над окружавшими со всех сторон деревню лесами, в бледно-зеленых далях догорала заря, покрывая пурпуром часть неба; легкий туман поднимался из чащи, озаренной заревом заката, словно медно-красным отблеском костра.

Янка отделилась от своих и направилась в глубь кладбища, к склепу в форме пирамиды Цестия, видневшемуся из-за стройных, как кипарисы, стволов можжевельника. Двери склепа были приоткрыты; вблизи стоял одетый в черное лакей. Над дверьми виднелась золотая надпись: «Склеп семьи Витовских из Витова», а сбоку, на мраморной доске, — вереница имен, цифр: перечень жизней, давно ушедших в вечность.

Янка стала на колени и начала молиться. Имя Анна, вырезанное на самом конце доски, напомнило ей о матери, которой она лишилась еще в детстве и которую представляла себе очень смутно. Имя матери запечатлелось в душе Янки отдаленным звуком, случайно услышанным и никогда больше не повторявшимся.

Из часовни вышла молодая женщина в черном; лакей взял ее под руку и помог сойти вниз по ступеням. Янка поднялась и с удивлением поглядела на незнакомку: такого прекрасного, удивительно прекрасного лица она еще не видела. Это была блондинка с льняными волосами; приятный, почти девичий овал лица, римский нос и тонкие губы по правильности форм казались произведением искусства: большие, лучистые, как сапфир, глаза с продолговатыми веками и черными длинными ресницами ярко светились. Незнакомка шла медленно, осторожно и с пристальностью близорукого человека смотрела на Янку. Ее лицо ясностью, одухотворенностью и сосредоточенностью взгляда напоминало один из женских портретов Россетти.

Янку этот взгляд привел в восторг. Незнакомка уже прошла, а она все еще видела перед собой ее глаза.

— Это Витовская, сестра того господина, который сидит там в коляске, — раздался голос Залеской. Она искала Янку — все собирались уезжать.

— Как она прекрасна; и взгляд у нее странный, такой странный, что, кажется, так бы и стала перед ней на колени, а вот почему — не знаю.

У ворот кладбища им встретился Витовский; он взглянул на Янку и помог сестре сесть в коляску; Янке показалось, будто на ее лицо упала холодная тень.

— Такие красивые женщины не нужны на свете, — сказал Сверкоский, когда все уже сели в бричку.

Рох, старик Валек и остальные мужики обступили отъезжающих и принялись благодарить за честь, какую они оказали, участвуя в похоронах.

— Барышня, вы такая добрая, что и родная сестра не была бы лучше! Если б Ягна могла, сама отблагодарила бы вас за доброту, — говорил растроганный Рох.

— Что верно, то верно: уж непременно душа ее сейчас от радости трепещет, вон как те птицы! — добавил Валек, указав на галок, круживших над колокольней.

— Оставайтесь с богом, — попрощалась с ними взволнованная Янка.