Бронза и кость - [25]

- Адж, — немало удивилась я, когда она выложила передо мной фишку с короной из тростника, оскалившегося острыми срезами. — Знак поддержки от кого-то, облеченного реальной властью, силы, объединяющей единомышленников, но лишенной официальных регалий.

Линдсей кивнула так невозмутимо, словно именно этого и ожидала, и снова потянулась к мешочку. На этот раз глиф она достала вверх ногами и нахмурилась, выложив его передо мной.

- Тз’Икин, — озадаченно хмыкнула я. — Парящий орел. Перевернутый, он ассоциируется с закатом, окончанием чего-то светлого и доброго, нехваткой мудрости и лишением власти.

Гадание нравилось мне все меньше, и я почему-то совершенно не удивилась, когда третьим глифом оказался творческий Т’Чуен, который теперь прочно ассоциировался у меня с Джейденом, чтоб его, Старром — и, как и в прошлый раз, я затруднялась сказать, считать этот знак добрым или нет, но все-таки попыталась собрать толкования в одно — и испытала непреодолимое желание еще разок позвонить папе и нажаловаться на жизнь и несознательных подозреваемых, которые ну как не пишут чистосердечное даже при виде замученной ведьмы.

— Заговор, — обреченно констатировала я. — Кто-то из неофициальных лидеров Ньямаранга хочет пошатнуть Вайтонский престол. И выбрал для этого престранный инструмент… у мистера Старра ведь нет никаких связей с оппозицией?

- Я бы тоже не отказалась это знать, — задумчиво сказала Линдсей и ссыпала фишки обратно в мешочек. — Видишь ли, я не загадывала ни одного вопроса о нем. Я хотела знать, кто выиграл от смерти Саффрон, кому она угрожает в первую очередь и на кого следует обратить внимание, чтобы минимизировать последствия. Так что, — она подняла взгляд и приложила все усилия, чтобы скрытое торжество таким и оставалось, — тебе действительно стоит вызвать на откровенность Джейдена. Если, конечно, ты уверена в своем гадании.

- Гадание — на то и гадание, что уверенной на все сто в нем быть нельзя, — справедливости ради отозвалась я и обернула мешочек платком с монограммой. — Но я в любом случае пообещала, что попытаюсь, так? Загадывай вопросы про Джейдена.

Линдсей с готовностью кивнула… и без промедления вытащила из мешочка Т’Чуен.

Впервые за всю мою жизнь отстраненное выражение морды высеченной в коралле обезьяны показалось мне глумливым. Даже звезды в ее лапах подмигивали как-то злорадно: что, рассчитывала на прямой ответ и легкое решение поставленной задачи, ведьма? Как бы не так! Вот он, твой объект, творческий и противоречивый, не надейся на подсказки, пока сама не поймешь больше!

- Глифы плохо перемешались? — с наигранной вежливостью удивилась Линдсей.

- Нет, — я забрала у нее фишку, — просто они не скажут ничего нового, пока что-то новое не узнаешь ты или я сама. Повторяющиеся знаки означают, что мы не видим всей исходной картины и потому задаем неправильные вопросы. Боюсь, гадание на Джейдена придется отложить. Позвонишь мистеру Хайнсу? Я подожду здесь.

Линдсей покосилась на стойки с нарядами и с показным равнодушием кивнула, тут же поднявшись на ноги. Воспитание не позволяло ей открыто демонстрировать разочарование, но огромный опыт светских игрищ давно научил транслировать свое настроение, ни на гран не отступая от правил этикета, и ее молчание рассказало куда больше, чем могли бы любые слова. Я с притворным смирением склонила голову и, когда за высокородной леди закрылась дверь, вдумчиво перебрала пузырьки и флакончики в ряду, выбрала еще одну маленькую бутылочку пульке и опустошила за один глоток.

Хозяйственно прибрав платок Джейдена обратно в сумочку, я уселась прямо на пол, скрестила ноги и выдохнула и закрыла глаза.

Мама и бабушка почему-то всегда воспринимали призраков как холод или тепло — ощутимое, невидимое и чрезвычайно назойливое. Прабабушка не чувствовала их вовсе; зато она лучше всех в семье принимала роды и выхаживала младенцев — меня к этому делу по понятным причинам старались не допускать.

Но мертвые приходили ко мне, как старые друзья.

Вот и неунывающая хохотушка Саффрон — сгусток энергии в юбке, а не женщина! — легкомысленно уселась на начищенный паркет рядом со мной, поджав под себя босые ноги, и мокрая ночная сорочка задралась, обнажая округлые коленки. На щеке отпечаталась подушка, темно-каштановые волосы на затылке спутались и торчали дыбом со сна, а на обескровленных синеватых губах сияла такая радостная улыбка, словно покойница только и ждала, когда же я позову ее поболтать посреди чужой гардеробной.

Я протянула руку, и она с готовностью вложила в нее призрачные пальцы. Порезы шли от середины предплечья, заходя на ладонь; их было много, разной длины и глубины, словно Саффрон в истерике резала себя снова и снова… но она растерянно пожимала полупрозрачными плечами, и на ее лице расплывалось недоумение.

Она не знала, что произошло. Надеялась, что я смогу внести хоть какую-то ясность, — а мне нечем было ее утешить.

Порезы на руках и действительно располагались так, словно она ранила себя сама, это ни с чем не спутать. Но как можно распороть себе все предплечье — и не повредить сухожилия, чтобы потом повторить на другой руке! — и ничего из этого не запомнить?! А ведь до этого нужно было наполнить ванну, написать предсмертную записку, выбрать нож… и долго лежать в остывающей воде, которая окрашивается в алый, пока слабость не заставит закрыть глаза.