БронеМашина времени - [8]

— Комбриг! — орал Рустик, подбегая ко мне. — Какие будут приказания? Как там тетя Света?

Светлану Дитлову он отчего-то именовал «тетя», видимо, оттого, что она до всего этого работала в нашей районной поликлинике, а жила где-то на соседней улице. То есть где-то землячка, а это по нонешнему времени почти что родственница. Правда, я раньше Дитлову не знал, как и Рустик. Но у нее тоже погибла вся семья, включая двух маленьких детей.

— Приказаний пока никаких, — сказал я, подходя ближе. — Лучше собери командиров. А с тетей Светой плохо, в сознание так и не приходит. Похоже, прав был тот хирург…

— Шлепнуть надо было этого костоправа! — заявил Рустик авторитетно и, закинув на плечо свою СВД (он любил не просто влепить кому-то пулю между глаз, а шмальнуть в живот или коленку жертве, некоторое время наблюдая, как она корчится), побежал собирать начальство на «совет в Филях».

— Стой! — тормознул я его. — Ты чужой танк на дороге не видел?

— Когда? — удивился он.

— Ну, прямо перед тем, как ты меня увидел…

— Не-е-а, а какой танк-то?

— Старый Т-34, белилами крашенный.

— Не, точно не было никаких танков, а уж «тридцатьчетверок» — тем более. А откуда он тут мог взяться?

— Мистика, — только и сказал я.

— Чего? — не понял Рустик.

— Да так, ничего. Медленно схожу с ума и мыслю вслух… Точно не было танка?

— Я тебе, командир, уже три раза повторил — не было ничего такого! Тут вообще за час всего пара легковушек проехала да трактор с прицепом.

— Н-да, — вздохнул я. — Могло, конечно, и померещиться. И не такое бывает… Ладно, беги, исполняй…

Я спустился к танкам. Навстречу попался водитель «эмтэлэбэшки» Мисягутов, причисленный к ремроте бывший сельский тракторист с типичным для татарина именем Альфред. От него ощутимо пахло спиртным. Можно было показательно «присечь» его перед строем, но после прошлой ночки, с ее валяющимися на снегу частями тел, в бригаде ходит поддавши не он один. Вообще мне за войну пришлось принародно убить трех человек, и все исключительно для повышения дисциплины. Двоих я застрелил — у обоих после боя поехала крыша, и не убей я их, они грохнули бы меня. Тогда же я усвоил, что палить из «калаша» кому-то в лицо неэстетично, поскольку обрызгаешься… Второго (а это было уже позже) я чпокнул в лоб из ТТ. Ну, а третьему я проломил голову ломиком из ЗИПа — это был один вредный недоросль, который вместо разведки поперся менять казенные патроны на самогонку. В итоге мы потеряли два экипажа, и кончить его быстро я не мог — меня бы просто не поняли… Хотя в меня тоже палили три раза, все в спину и все без толку — два раза у меня под бушлатом был поддет бронежилет, а в третий раз слегка оцарапали правое предплечье, комики… На войне как на войне.

Танки наши вблизи не производили впечатление военной техники. Они были до омерзения грязны и ободраны, а наваренные на башни борта и корму самодельные экраны из металлических прутков и сетки (стандартных блоков динамической защиты в наших краях не достать) делали силуэты боевых машин непохожими вообще ни на что. Поземка слетала с полотна дороги и вилась вокруг выступов на броне, беля грязную броню и превращая наших «боевых коней» в нечто, напоминающее заснеженные кучи строительного мусора. Тем не менее вокруг этих куч шла на первый взгляд бессмысленная, но необходимая возня — экипажи готовились к «бою и походу». У одного Т-55 шла оживленная дискуссия с использованием технических терминов, неопределенных глаголов и междометий. Среди дискутирующих ростом, черноусостью и ломаным русским языком выделялся Насрулло, персонаж выдающийся и где-то даже легендарный. Бывший майор бывшей Народной армии сгинувшей ныне Демократической Республики Афганистан, некогда окончивший нашу академию имени Фрунзе. Насрулло сначала пятнадцать лет воевал у себя на родине, потом четыре года отступал через Таджикистан, Узбекистан и Казахстан, в конце концов прижился в АКС как незаменимый специалист по боевому применению танков Т-55 и Т-62 (на «пятьдесятпятке» он ездил аж с 1976 года, еще до их Апрельской революции). В нашей бригаде он числился взводным и на судьбу не жаловался, хотя потерял в войнах всех родственников, чуть ли не до «седьмого колена». Я подошел к своему командирскому Т-72, на башне которого было написано «Сталинградец — 3». Остов «Сталинградца — 1», наверное, до сих пор торчит в восьмидесяти километрах отсюда у разрушенной центральной усадьбы колхоза «Светлый путь», а в леске, в полутора километрах, есть две могилы — Лехи и Макса, ребят из моего первого экипажа… Второй «Сталинградец» с другим экипажем попал под бомбежку километрах в двадцати отсюда, у поселка Дундуково, и от него мало что осталось. Меня там, впрочем, тогда не было — мотался в родное отечество за новой техникой. На башне танка восседал довольный Мишаня Коркин — человек, с которым мы вместе мыкали горе на этой войне с самого начала, еще с самоходной артиллерии. За неимением каких-либо дел (танк был, слава богу, исправен) Мишаня курил и с чувством предавался праздности. Не успел я перекинуться с Мишаней парой слов, как вернулся Рустик с искомым комсоставом. Командиров было целых двое — бывший прапор ВДВ Гречкин, получивший в свое время то ли за Панджшер, то ли за Джавару орден Красной Звезды, и старший лейтенант Чепцов, числившийся в бригаде начальником штаба. По идее, худой и болезненный Чепцов и должен был командовать бригадой — он хотя бы успел окончить соответствующее училище в Челябинске и накатал диплом на тему «Встречный бой танковой армии». Но у нас выдвигали в командиры за заслуги иного рода. К тому же офицеров из Советской Армии к нам в последнее время откомандировывали по принципу «на, боже, что мне не гоже», и Чепцов был из таких… А им в АКС, культурно говоря, не доверяли. Экс-прапорщик Юрик Гречкин выглядел куда более браво, усатый и жилистый, он напоминал белогвардейского офицера из старых советских фильмов. Кроме того, он был одним из немногих, у кого уцелели семьи — его жена, дети и тесть с тещей жили в поселке Штакетный, у самой границы ДМЗ, и зарабатывали на жизнь мелкой контрабандой.