Бродячая женщина - [3]

Осмотрела также зоопарк и нашла содержание животных удовлетворительным. Осудила, правда, палестинских газелей за недостаточную грациозность. Боюсь, теперь буду так обзываться на неизящных женщин с претензией – тоже мне, газель палестинская.

Относительно людей ничего не могу сказать, потому что попадались всё больше люди-камешки и люди-призраки – первые органичны в своей среде и не нуждаются в ярких определениях, а вторые слишком хороши, как не бывает.

В шабат, например, видела вымерший город, и ветер гнал бумажки по пустым улицам. И вдруг смотрю – открытый бар, и в нем полно круглоголовых негров, многие в шляпах. Это, выходит, плохие чёрные евреи.

Если считать, что Jerusalem мужчина, то пахнет он свежей землёй, и не так, как пахнут могилы, а как садовники. Не знаю, может, вам повезёт, и это будет душечка-садовник из порнофильма, в джинсовом комбинезоне на голое тело и с лямкой на одном плече, а может быть, вам достанется старик, перетирающий в артритных пальцах комья земли. Там ещё послышится красный грейпфрут и остаток хьюговской XY на самом донышке – с кедром и мятой.

Если же допустить, что Jerusalem женщина, то она, скорее всего, идёт на крепких ногах по своим женским делам вверх по улице, и на ней, конечно, следует немедленно жениться и быть счастливым до конца дней.

Мне же он был только светом, серым и розовым.

Осень 2011 Второе пришествие в Холилэнд

Приоткрывая жалюзи:

– Ой, что это большое и волосатое тут за окном?!

– Это пальма.

– Слава богу. В России это наверняка было бы что-нибудь плохое.

– Почему не в Иерусалиме, тебе же понравилось в прошлый раз? – спросил Дима, когда я сказала, что буду жить в Тель-Авиве.

– Нууу, там безопасней.

Я выбрала первый попавшийся ответ, не говорить же правды, что Jerusalem вынимает из тебя кусок души и замещает собою, а зачем мне еврейский город внутри, это вредит моей национальной самоидентификации, разбирайся потом, «откуда у парня испанская грусть» и зачем я туда рвусь. А это не я рвусь, это он к себе возвращается. По крайней мере, когда автобус ввозил меня в Jerusalem снова, я именно так почувствовала – «я возвращаюсь». Но только в гости, на два дня, а жить там не следует ещё и потому, что в городе (очень стараюсь обойтись без пошлости и не писать с большой буквы) ко мне быстро приходит широко рекомендуемая популярной психологией ясность. Как это они пишут: «определи, чего ты хочешь на самом деле», «пойми, что для тебя действительно важно». Очень быстро я узнаю, чего желает душа моя (и это не ласковое обращение к актуальному мужчине, как обычно), узнаю и успокаиваюсь, и много чего ещё со мной происходит правильного. Да вот только наступившая ясность вредит сиюминутному целеполаганию, мешает, когда приходит пора лететь в Москву и снова быстро и много работать на конкретные результаты, а ты уже смотришь чуть выше и дальше прежних ориентиров. И не то чтобы просветлилась, это вряд ли, но «мне тебя уже не надо», мне этого и того уже не надо, изменился ритм крови, и нужно, оказывается, всё другое, несовместимое с прежней жизнью, разве что платье я бы купила ещё одно такое же, как износила там. Но только где его теперь взять, прошлогодняя летняя коллекция канула глубже, чем в Лету, – вышла из моды и больше не продаётся.

Вдруг получится, и я забуду тебя, Jerusalem, тогда не надо отсушивать мне руку, если можно, пожалуйста, и язык тоже, всё равно такая бесславная бессловесность иногда, что даже по имени невозможно назвать, а только jer, джер.

Строго говоря, в нём действительно нет безопасности, только покой. Кажется, они все там собираются жить вечно тем или иным способом, через того или иного провайдера, или вовсе не думая о технической части вопроса, и потому к жизни у них отношение нежное, но такое, без фанатизма. Возможно, люди с острым страхом смерти там не справляются. Или другой какой-то есть маркёр, из-за которого у одних не получается даже въехать в город, а других jer втягивает и присваивает. Тут важно не делать две вещи: не думать, будто ты всё понял, – это у тебя в таком случае иерусалимский синдром, зайчик; и не считать, что ты особенный, если тебе там хорошо/плохо, – это тоже он, синдром. Вообще, попробуй не думать о белом слоне на холмах, позволь ему просто пастись, и всё само как-нибудь определится.

Я только знаю, что теперь существую относительно города, точно как мои котики существуют относительно друг друга – что бы они ни делали, один располагается в пространстве, имея в виду второго, постоянно соблюдая какую-то сложную симметрию тел, ушей, точек обзора, выражений спин. И где бы я ни находилась, я теперь всегда на определённом расстоянии от jer.

Это слегка стесняет.

И уж лучше я поселюсь в Тель-Авиве, в весёлом городе без претензий, суббот и правил.

* * *

Всё тянула с этим текстом, сначала он созревал, сгущался из впечатлений, уплотнялся – и почти уже совсем овеществился, но тут появились суеверные соображения. И он ещё некоторое время стоял в углу, как рыцарские доспехи, мимо которых без интереса проходят туристы, а потом вдруг оказывается, что это не жестянка вовсе, а фамильное привидение.