Бродячая женщина - [25]

* * *

Однажды я провела в северном городе три дня, из которых лучше всего помню белый потолок, замерзший залив и предутреннюю мысль: «Я бы много плакала, будь у меня только одна жизнь».

И потом я долго пыталась представить, как проводят свои дни люди с единственной жизнью. Знать, например, что ты никогда не сменишь имени, лица и профессии. Всегда жить в одной и той же стране с одним и тем же человеком. Точно представлять, когда у тебя за окном начнётся зима, а когда лето, и быть обречённым на последовательное течение сезонов. У меня в этом году было несколько вёсен, и это не для того, чтобы соблюсти высокое качество потребления, просто неизбежного я боюсь больше, чем перемен. С тех пор как я осознала, что живу в государстве, которое всегда готово меня предать, мне с ним тяжело, но я могу уехать и временно о нём не думать. А что, если бы не могла, и эти новости были моей единственной реальностью.

И если бы у меня было ровно одно счастье, как бы я держалась за него, как бы плакала, расставаясь. Сейчас мне на плечи садятся разные птицы, и сама я сажусь на разные плечи, ветки и провода, и сколько бы ни было счастья здесь и сейчас, я могу себе позволить это потерять. Когда бы я пела иногда томным женским баритоном, это был бы романс «Две верных подруги, лёгкость и подлость» – потому что в свободе много вероломного, если ты не птица, а плечо, ветка или провод. Сама-то я связалась бы с человеком, который говорит: «Ты моя радость, но я могу позволить себе тебя потерять?» Да к чёрту пошёл такой человек, я считаю.

И как оно – быть тем, кто не может ничего потерять, ни земли, ни любви, ни жизни.

Не знаю, сколько ни думала, одно только понимаю – я бы много плакала тогда.

Мессенийские хождения

Первым делом мы купили подсвечник. Обошли все маленькие магазинчики вокруг главной площади посёлка Петалиди и в каждом ритуально что-нибудь приобрели – надо-не надо, а доля туристическая. Так вот, если считать от башенки с колоколом, которая в центре, на восьми часах была лавочка с поддельными духами и мусором, а среди прочего – он. Я, как вошла и увидела, остановилась и замолчала. Потом беззвучно сделала губами так: «Мня. Мня» – не будто хорошее что, а как если бы меня одолело несколько разных мыслей, но ни одну из них я не пожелала обнародовать (как, собственно, и было). Подсвечник выглядел как три больших стеклянных фаллоимитатора на металлической подставке, причём совершенно очевидно, что дизайнер ни о чём таком не думал, но подсознание его категорически подвело.

После большого внутреннего усилия отвернулась и осмотрела другое странное, честно пытаясь отогнать два-три видения, но ничего не вышло, поэтому я подёргала Диму за палец, сказала: «Это купи» и быстро отошла. Он тоже как-то очень молча взял, заплатил, и мы ушли.

В отеле поставили на комодик, я долго мялась, но к вечеру всё же спросила:

– Эта штука у тебя ничего не вызывает?

Дима ответил:

– Как не вызывать… – тут, правда, такое длинное многоточие, – да и с тобой всё понятно. А?

– Нет, – сказала я, – никуда мы его засовывать не будем. Забудь.

То был прелюд, развития не требующий. Но, как оказалось, это был и знак – поездка вышла непростой.

С самого начала я опасалась, что этот человек превратит мою жизнь в шапито, и много лет строго следила, чтобы ему не удалось. Но в последние годы расслабилась и внезапно оказалась на гастролях в Сауз Пелопоннесе с бродячим цирком.

Задача была один раз выступить на площади Пилоса вместе с актёрами, акробатами и фаерщиками, а потом неспешно откисать в пятизвёздочном отеле у Ионического моря. Это у Димы была такая задача, а у меня всё ещё проще – две недели отдыхать в качестве жены барабанщика. Если честно, я не сомневалась, что справлюсь.

Пока мы пять часов ехали из Афин по дороге, красивой до слёз, девочка из турагентства взахлёб рассказывала, как греки любят русских – буквально за мылом не нагнись, так любят. Как родных.

Надо признать, у меня непростые отношения с родственниками, поэтому я почти не удивилась, когда оказалось, что Интернет в отеле 1 евро/10 минут, в то время как все мало-мальски заметные городки покрыты бесплатным вайфаем. Но мы были на отшибе.

По утверждениям гида, гордые греки едят только сезонные плоды – если не сразу с ветки, тепличное или привозное, им невместно. А сейчас как раз пересменок, поэтому никаких фруктов в отеле нет. Вообще. В отличие от деревенских лавочек, где о пищевом мессенийском снобизме как-то позабыли и потому было всё-всё и самая вкусная на свете клубника.

Они и чай не пьют, и за ужином на мгновение показалось, что я в аду, и в качестве воздаяния приговорена к «липтону» – незадолго до отъезда я как раз издевалась над некой медийной персоной, которая, судя по фотосессии, заваривает в своём шикарном загородном доме пакетики с жёлтым ярлычком. К счастью, повсюду продавали связки местного горного чая, несколько напоминающего шалфей, и я потом спаслась.

Но вы же понимаете, неудобства не имели ни малейшего значения утром, когда эти все ушли репетировать, а я спустилась к морю, чтобы сидеть в полном одиночестве и смотреть на воду. У них на пляже «красиво, как в метро “Автово”», потому что всё во мраморе – валяются всюду белые и розовые глыбы, светятся на солнце как-то совершенно бесплатно и щедро, не Интернет же, и до того это прекрасно, что сначала подмывает статуй из них напилить, чисто как Пракситель, а потом понимаешь, что и так уже хорошо. У меня там, впрочем, было дело: я вознамерилась достичь тактильного оргазма, перетирая в ладонях галечную крошку. Где-то через час я была близка, но вдруг заметила, что ветер давно уже задувает в ушки и завихряется в полостях головы. Накинула капюшон (было поздно, но я об этом ещё не знала).