Бриллианты императрицы - [35]

— Чего ж вы хотите? — спросил его один из следователей.

— Я выступлю на пресс-конференции, — решительно сказал пастор. — Я выступлю перед журналистами, перед всеми… О-о, я отомщу, и пусть потом мне и придется плохо от Гопкинса и Вернера, но я рассчитаюсь с ними!

— Вы хотите созвать пресс-конференцию? — спросил его собеседник.

— Да, да! Пресс-конференцию. И да будут прокляты Гопкинс, Вернер, Щербатов и все клады!.. — с отчаянием выкрикнул пастор.

— Думаю, что с вами ничего не случится. Гопкинс после вашего провала и не вспомнит о вас, а Вернера вы легко купите за тысячу марок.

…В просторном зале было немного людей. Несколько советских и иностранных корреспондентов, три фотографа, четверо штатских, сидевших рядом с полковником, и все интуристы, все двадцать шесть человек, с которыми пастор совсем недавно приехал в СССР.

Брухмиллер был мрачен. Его идиотская поездка в Россию, глупые поиски клада, жадность, превратившая его в посмешище для всех этих людей, — все стало достоянием газет, журналов, кино. Он вспомнил и Лотхен, которая считала его умницей и удачливым дельцом, он вспомнил и о подарках, которые обещал ей.

Пастор, не глядя на окружающих, сел на приготовленный ему стул.

— Начнем, — сказал председательствующий.

И Брухмиллер, сначала угрюмо, потом спокойней стал рассказывать все то, что привело его в Россию.

Иногда он отпивал глоток воды и, глядя в пространство, отвечал на вопросы корреспондентов.

Пораженные интуристы молчали. На их глазах пожилой и почтенный пастор, их спутник и милый знакомый, превращался в неудачливого стяжателя и разведчика.

Иногда возглас возмущения или презрения долетал до ушей Брухмиллера. Он рассказывал все, желая скорее закончить свою исповедь и уйти от негодующих, возмущенно слушавших его людей.

— …Для того чтобы вы могли понять, господа, как одурачили пастора ЦРУ и федеративная разведка Гелена, сообщаю следующее, — обращаясь к аудитории сказал полковник. — Трюк с «зарытыми сокровищами» американцы использовали уже много раз. Так, например, в Венгрию они засылали простачков на поиски кладов, якобы зарытых бежавшими от Советской власти за границу адмиралом Хорти, князем Эстергази и графом Тиссой. В Польшу стремились за такими же фантастическими «богатствами» польские эмигранты. Их ловили на ту же дешевую наживку — поиски зарытых графами и польскими князьями огромных богатств где-нибудь в районе Польских Татр.

И все, — повторяю вам, господа, — все эти одураченные «туристы», узнав, в чем дело, кляли свою доверчивую… — он помолчал и сказал, — простоту и проклинали своих друзей из немецкой разведки. И вы попались на эту дешевую приманку, Мюллер — Казаналипов; но не волнуйтесь, мы знаем, что причинить вред нам не смогли, что одураченные мнимыми богатствами люди — не шпионы, а простаки, выражаясь мягко. Настоящих шпионов мы не выпустим. Вас же вышлем обратно к вашим друзьям из Мюнхена в самые ближайшие дни. Все, — даже не глядя на пристыженного, растерянного, оцепеневшего от стыда Брухмиллера, сказал полковник.

— Может быть, во время задержания вы подвергались насилию или какому-нибудь давлению со стороны следователя? — спросил один из корреспондентов, американец.

— Нет, — угрюмо ответил пастор.

Когда он торопливо рассказывал о кладе, о том, как обманули его эмигранты Щербатов и Курочкин, почти все в зале смеялись, а корреспондент «Таймса» сказал:

— Неплохой сюжет для оперетки!

Ни одного сочувственного взгляда, ни одного ободряющего слова! Все были или холодно-равнодушны или возмущены.

— По-видимому, все вопросы господину Мюллеру — Брухмиллеру — Казаналипову заданы и больше их не будет? — обводя глазами присутствующих, спросил полковник.

Кто-то из корреспондентов махнул рукой, другой пожал плечами, третий равнодушно покачал головой. Для них этот провалившийся глупец уже не представлял никакого интереса.

— В таком случае, пресс-конференцию закрываю. Вы свободны, господин Брухмиллер. Приведите в порядок ваши дела, и завтра в восемь двадцать утра самолет с иностранными туристами вылетает в Берлин. Вот ваш билет, — протягивая одиноко стоящему пастору авиабилет, сказал полковник.

— Нет, хотя конференция и кончилась, но мы еще имеем слово, — выходя из группы о чем-то совещавшихся людей, сказал Ганс, молодой турист из Бремена. — Мы, честные и далекие от всяких подлых штук и махинаций иностранные туристы, не можем и не хотим, чтобы вместе с нами летел нечестный человек, прикрывшийся званием пастора. — Ганс обвел взглядом присутствующих. — Что же касается его, — он презрительно ткнул пальцем в сторону стоявшего с низко опущенной головой Брухмиллера, — то пусть он летит без нас, на другом самолете, иначе, клянусь, ему несдобровать!

— Да, это так! Мы не желаем быть в одной компании с подобным человеком! — возмущенно заговорили остальные.

— Что ж, это резонно, — сказал полковник. — Дайте сюда ваш билет, Брухмиллер. Вы полетите в восемь сорок пять, на другом самолете… Благодарю вас, господа! — поклонившись остальным туристам, сказал полковник.

На другой день, уже приближаясь к Берлину, незадачливый пастор-разведчик почувствовал себя несколько легче. Он молча выпил кофе и съел сандвич, предложенный ему стюардессой. Пастор кивком головы поблагодарил ее и стал упаковывать свои вещи.