Бриллиант Кон-и-Гута. Бессмертные Карлики - [45]

Затем Аль-Наи должна смешать камешки, всыпая их в свой кувшинчик с розовой водой, и вынимать их один за другим, стоя с закрытыми глазами в то время как мирза Низам будет называть по порядку имена своих рокандцев.

И так велико доверие их к своему вождю, что ни один из них не усомнится в том, что его посылает на страшное дело сама судьба, а не этот белоснежный благочестивый старец.

Но мирза Низам знает, что не каждый годен для такого дела, как бой с тигром один на один. Пусть все думают, что они одинаково способны к этому. Он же дорожит жизнью своих людей и выбирает из года в год только самых отважных, самых хладнокровных.

Давно уже наметил мирза Низам бойца для сегодняшнего состязания. Вот он сидит, тонкий и гибкий, как тот стальной клинок, что лежит перед мирзой Ни- замом на длинном золотом блюде, с рукоятью, обвязанной белым индийским шарфом.

Его зовут Абдулла и нет ему равного по спокойствию в опасности. А это главное, что нужно в страшной Естрече.

Аль-Наи вытаскивает камешки и высоко подымает их каждый раз над головой. Среди напряженного молчания слышен тихий голос мирзы Низама.

Он начал с самых молодых. С отеческой теплотой и любовью произносит он их имена.

Хорошая школа мужества!

Попеременно один за другим взглядывают названные на руки Аль-Наи.

Не он! И как ни отважен каждый — все-таки слышен как будто вздох облегчения.

Но вот все заметили в руке Аль-Наи роковой красный камень. И вмиг тишина стала еще ощутительнее.

— Абдулла! — по-прежнему тихо произносит вождь.

Абдулла слышит свое имя. Ничто не выдает его волнения, которое он испытывает: он овладевает собой мгновенно. Ровной поступью, высоко подняв свою красивую голову, подходит он к мирзе Низаму и, прикладывая руку ко лбу и сердцу, целует край его одежды.

Он скрывается за бамбуковой ширмой и почти тотчас же выходит оттуда весь обнаженный. Лишь полоска белой материи охватывает его бедра. Его грудная клетка подымается ровно. На мускулистом теле видна сетка ребер. Ноги упруго ступают по громадному цветному ковру, которым застлан пол под навесом.

На лицах присутствующих не видно улыбок. Все сосредоточенно молчаливы. Нет никакой музыки. Шумное веселье начинается только после победы…

Абдулла неторопливо подходит к мирзе Низаму для того, чтобы принять от него клинок, не раз бывавший в деле вместе с шарфом, которым окутан эфес. Тонкое, длинное, обоюдоострое оружие. Это — сама смерть. Холод и серый блеск струится с лезвия.

Абдулла несет его одной рукой к выходу из-под навеса, — эфес доходит ему почти до бедра.

У выхода он оборачивается, обертывает правую руку шарфом и подымает клинок острием вверх. Затем он кланяется гордым поклоном, прикладывая правую руку к сердцу. Сталь сверкает на солнце, и зайчики начинают бегать по лицам рокандцев.

Но это длится одно мгновение.

Вот Абдулла уже повернулся спиной к навесу, и видно, как широким беглым шагом, покачиваясь в пояснице, закинув голову, размахивая обеими руками, — как бы готовя все части своего тела для борьбы, — идет он к своему месту. Оно ничем не обозначено, он должен сам выбрать для себя нужный пункт перед клеткой, самостоятельно рассчитав прыжок тигра.

Абдулла пристально смотрит на зверя.

Тот лежит. Ему невозможно встать на ноги и вытянуться во весь свой могучий рост, ибо крышка бамбукового ящика пригнана так с умыслом.

Голова его у самой решетки, и глаза устремлены на Абдуллу. Но зверь его еще не видит. Неожиданная обстановка действует на него своим тихим ужасом. Он продолжается ровно столько, сколько нужно обоим противникам для того, чтобы разглядеть друг друга и сосредоточиться в взаимной ненависти.

Проходит несколько мгновений, кажущихся вечностью…

Но вот Абдулла чуть приподнимает свою уже поднятую вверх шпагу. Немедленно раздается звон гонга.

Его искусно извлекает из старого почерневшего металлического круга, с заметным углублением в центре от ударов кожаного молотка, Рашид. Звук, сначала тупой и дребезжащий, все усиливается. Волны звуков бегут, нагоняют одна другую, опережают, сливаясь постепенно в грохочущий рокот…

Нервы всех напрягаются. К вискам приливает кровь, ощущается стук собственного сердца!.. А грохот не прекращается, наоборот — он все усиливается и усиливается…

Зверь, сначала изумленный, начинает трепетать. Вся его лицемерная осторожность пропадает. Он полон гнева и жажды разделаться с тем человеком, который стоит перед ним, откинув назад плечи и голову и выставив вперед левую ногу с поднятой острием вверх шпагой, которую держит его опущенная правая рука.

Разве только огонь так же страшен, как страшно это море звуков, которое кажется готово затопить его в этой тесной несуразной коробке, куда он запрятан!

Абдулла видит, что тигр поймал его взгляд. Он фиксирует напряжением всей своей воли все свое существо на этой большой черной кошке, которая сейчас будет освобождена.

Так… Готово…

Вот он подымает шпагу еще чуть-чуть выше еле заметным движением руки, — в тот же миг Саид-Али бесшумно подымает вверх дверцу клетки.

Несколько мгновений тигр недвижим.

Что-то произошло, но что — этого он еще не соображает. Он по-прежнему, как заколдованный, не спускает глаз с блестящей стали. Ощущение большой воздушности пространства, перед ним открывающегося, заставляет его податься вперед. Сначала вылезает его страшная лапа, и вот, наконец, он сам, пригнувшись к земле, освобождает из клетки свое тело! Его длинный хвост еще в ней, когда туловище уже выпрямляется, а плоская голова скалит зубы, то и дело открывая пасть.