Бриллиант Кон-и-Гута. Бессмертные Карлики - [27]

Фон-Вегерт решил слушать его дальше, тем более, что Ли-Чан говорил с видимым удовольствием, — словно ему хотелось поделиться своими мыслями с человеком, который его понимал с двух слов.

— Я думаю, — продолжал китаец, — этим же объясняется и то поразительное на первый взгляд обстоятельство, что весьма многие открытия совпадали во времени, как, например, открытия Леверье и Адамса, Менделеева и Лотара Мейера, о которых я только что сказал. Ньютон и Лейбниц одновременно и независимо друг от друга вводят в науку дифференциальное исчисление, Снеллиус и Декарт — законы преломления света, Лобачевский и Гаусс-последнюю аксиому Эвклида о параллельных линиях. Мейер, Гельмгольц и Джоуль — закон сокращения энергии. Шлейден и Шванн — клеточную теорию, Дарвин и Уоллес — теорию естественного отбора, которую они прочитали в Линнеевском Обществе в один и тот же день, 1-го июля 1858 года! Вант- Гофф и Ле Бель — учение о пространственном расположении атомов. Когда Кальстэ читал во Французской Академии Наук свой доклад о сжижении газов, президентом была получена депеша из Женевы от Пиктэ о том же! А сколько ученых должны поделить свою славу первого открытия или изобретения со своими предшественниками, только опоздавшими с оглашением добытых открытий и изобретений! В лабораторных журналах русского ученого Ломоносова можно, говорят, найти несколько первоклассных открытий, впоследствии прославивших не одно имя в Европе! В посмертных рукописях Карно изложены основные принципы закона сохранения энергии Джоуля и Роберта Мейера, среди бумаг Клода Бернара найдена рукопись с экспериментальными доказательствами энзимного характера спиртового брожения, который был установлен затем Эдуардом Бухнером…

— Да, господин профессор! В сущности, среди великих изобретений, которые преобразовали лицо мира, нет ни одного, относительно которого можно было бы сказать, что это создано одним человеком! Нет, ваш Ницше не прав с своей индивидуалистической точкой зрения: в основе открытий и изобретений, словом — ученой деятельности вообще — лежит другой принцип — принцип коллективизма! Во всяком случае должен лежать. Иначе посмотрите, что получается! В России — Попов, в Италии — Маркони почти одновременно изобретают беспроволочный телеграф, Каньяр-Латур и Шванн задолго до Пастера создают биологическую теорию брожения, но начинается спор о приоритете! Наконец, находят формулу, что честь научного открытия закрепля-ется за тем, кто первый ясно и определенно его формулировал для закрепления за наукой. Поэтому все знают о Рентгене с его х-лучами, проходящими сквозь непроницаемые для света тела, но мало кто знает о Ленаре» открывшем их, в сущности, первым. Знаменитый Рамзай открыл аргон, который сто лет тому назад был открыт Кавендишем, опередившим также не менее знаменитого Лавуазье в вопросе образования воды при горении водорода и кислорода… А случай с Либахом! Ведь бром был открыт не Баляром, а именно им, хотя он его принял за нечто другое и оставил без внимания, — ошибка, которую он ведь, как вы знаете, не мог себе простить всю жизнь!

— Ах, господин профессор! Право же нет темы более увлекательной для разговора, чем эта, и я более чем огорчен тем обстоятельством, что не имею возможности выслушать ваше мнение. Может быть, вы воспользуетесь карандашом?

Фон-Вегерт написал:

Меня всегда интересовало значение случая в жизни человека с научной точки зрения. Я много думал над тем, как вечные и неизменные законы логики по необъяснимому капризу случая рушатся, все привычные расчеты человеческого ума падают, как карточный домик. Особенно это ощутительно в науке, где, благодаря случаю, весьма часто теряется вся нить исследования. Благодаря случаю иной раз роняется самое достоинство науки. Впрочем, бывает и наоборот: часто случай помогает решить задачу.

Фон-Вегерт положил карандаш и протянул листок: Ли-Чану.

Китаец с полупоклоном принял его, прочитал, аккуратно сложил, спрятал в карман и сказал:

— О, летопись науки пестрит случайностями. Вы сами привели много примеров этого. Но разве не странная случайность то обстоятельство, что мы с вами, — люди, родившиеся на двух противоположных точках земного шара и никогда не встречавшиеся до этого печального дня, — заняты мысленно одним и тем же вопросом?

Фон-Вегерт сделал попытку улыбнуться.

Мирный тон беседы настроил Ли-Чана, по-видимому, совсем добродушно. Обаяние, которым был в избытке наделен фон-Вегерт, как будто подействовало и на китайца. Уже одно то, что профессор не попытался освобожденной рукой сорвать повязку с лица, доказывало Ли-Чану, что он имеет дело с человеком, вполне хладнокровно относящимся к обстановке и ясно оценивающим всю свою беспомощность.

— Вас заинтересовал случай, как причина научных — открытий, а я долго думал, — продолжал Ли-Чан, — над тем, с каким высокомерием, с какой надменностью, я сказал бы, встречает наука каждое открытие, независимо от того, является ли оно плодом случая или длительной напряженной работы. Пожалуй, то открытие, которое сделал м-р Гарриман, — Ли-Чан рассмеялся, — первое открытие, которое признано без скептицизма!