Бригада уходит в горы - [57]
— Насовсем? — испугался я, — не надо доктор!
— Хочешь совсем подохнуть? — по живодерски усмехнулся «помощник смерти», хрипловатым баском утешил:
— Не ссы, солдат! Мы быстро. Опухоль вскроем, вычистим, вылечим.
— А я думал, руку отрежете, — с облегчением вздохнул я и протянув распухшую кисть, разрешил, — режьте.
— Если сильно попросишь, то можем и всю руку оттяпать, — засмеялся врач, и предложил, — выдвигайтесь на стол, больной, будем оперировать.
Лег я на стол вытянул больную руку, мандраж меня бьет, всего колотит от страха, на орудия пытки стараюсь не смотреть, а они никелированные зловеще-красивые, так взгляд и притягивают.
— А почему вы спиртом руки и инструменты не обрабатываете, — встревожился я, глядя на приготовления к операции.
— Нет у нас спирта, — с суровым трагизмом поведал врач, — кончился спирт, — утешает, — но ты не бойся солдат, в полевой хирургии место спирта бензин занимает, им и обработаем тебя.
— Дайте хоть наркоз! — в тоске и страхе шепчу я.
— Это можно, — кивает добрый врач, — вот это всегда пожалуйста, нам для вас этого добра не жалко, — и приказывает, — Сидоров наркоз покажи больному, и если он еще раз попросит, то введи его прямо в затылок.
Сидоров, это фельдшер, он тоже солдат срочной службы, до призыва, ветеринарное училище закончил. Показывает он мне деревянный молот — киянку, ударная часть обшита кожей, и ласково спрашивает:
— Ну, как больной, будем общую анестезию делать? Или уже передумал?
Я передумал, закрыл глаза, сжал зубы, стал терпеть. Пока кисть новокаином обкалывали (местная анестезия), зубы у меня еще сжимались, а как резать стали, так заорал. Крыл я их матом, и плакал, и снова крыл, и так до конца операции.
Медицинской службы товарищ старший лейтенант М***, был ты у нас в бригаде и «жнец и кузнец и на дуде игрец» хирургом, терапевтов, инфекционистом и прочая… прочая… Многих раненых ребят с того света, вытащил, многим больным здоровье вернул, меня тоже вылечил. Спасибо тебе! За то, что не было спирта, прощаю. За то, что киянкой пугал, прощаю.
Но тогда на операционном столе, сильно я жалел, что не было рядом родного РПКС, убил бы. А вот за это уж ты меня прости.
Рука после операции гореть перестала, только все ныла и ныла. Вот и сейчас ноет. Ночь уже. Не спиться. Дом вспоминаю, маму, квартиру нашу, свою забитую книгами комнату. В книжках про войну совсем по-другому пишут. Читаешь, и думаешь: «Эх вот бы мне туда! Уж я бы показал…» Вот и попал, показывай. Только не я показал, а мне показали. Грязь, голод, усталость, страх, боль, пока чужая смерть вот тебе и вся война. А еще и бессмыслица, не понимаю я, ну ради чего тут помирать должен. Кому все это надо? Уж точно не мне. Не понимаю, а воюю. Бессмыслица. Скорей бы закончилась эта ночь, скорей бы утро. Только ночью мучает бессонница, только ночью эти мысли как вши по тебе ползают. Днем проще и думы привычные: раздобыть пожрать, курнуть, поспать, и снова пожрать. А потом опять ночь и бессонница, такая же бессмысленная и тяжелая, как и вся эта война.
Днем от скуки хромая бродил по санчасти. Общая медицинская палатка для больных и раненых, палатка приемная, перевязочная она же операционная, жилая палатка для персонала, еще одна аптечный склад, на отшибе одиноко стоит палатка инфекционного карантина. Вот и весь пункт медицинской помощи, нашей бригады.
Просто больных как не странно мало было. Казалось бы тяжелейшие условия, а терапевтических больных почти нет. Молодые мы все были, здоровые, да и к службе приноровились. Вот и не болели, почти.
— Вот тебе таблетка. Одна половина от головы, другая от жопы, — добродушно отвечает на приеме врач на жалобу очередного бойца:
— Ой как голова болит, ой как сильно тошнит.
Вот и все лечение. Настоящие болезни такой армейский универсальный медикаментозный метод конечно не излечивал. Но симулянтам, как их у нас называли «шлангам», помогал здорово. А вот желтушников врач с одного взгляда определял. Насмотрелся этого добра…
Гепатит Б, Болезнь Боткина, Желтуха. Для сороковой армии эта болезнь была пострашнее чем все душманские пулеметы. Не знаю как в других частях, а у нас до восьмидесяти процентов личного состава желтухой переболело. Пытались инфекционисты с ней бороться, прививки солдатам и офицерам делали и всякой дрянью пичкали, хлоркой все отхожие места засыпали, бесполезно. Не болезнь, а просто живая иллюстрация к поэме Данте про все круги ада. Ну Данте не Данте, насколько я знаю он про желтуху ничего не написал, но зато в солдатском фольклоре сороковой армии эта болезнь одно из самых главных мест занимала. Вот и сейчас прохожу мимо палатки инфекционного карантина и слышу:
Фальшиво вполголоса напевает сидящий у старой продранной палатки молоденький истощенный наголо бритый солдатик. Белки глаз у него желтоватые, сам весь бледненький, но странно веселый.
— Ты к нам? — увидев меня солдатик прекратил петь и приветливо заулыбался.
— Да так брожу от скуки, — неопределенно я отвечаю и собираюсь повернуться и уйти.
Как-то раз одуревшие с голодухи десантники старательно опустошили местную дынную бахчу, и афганские крестьяне не преминули тотчас пожаловаться командованию. Чтобы замять инцидент, убытки дехканам компенсировали большой партией армейского сухпайка. Спустя некоторое время «Голос Америки» сообщил, что «рашен коммандос травят мирное население Афганистана бактериологическим оружием». Весь гарнизон сутки по земле катался от смеха… Война, как ни странно, это не только страх, смерть, кровь. Это еще и забавные, веселые, невероятные истории, которые случались с нашими бойцами и поддерживали в них светлую надежду на то, что война закончится, придет долгожданный мир и они вернутся домой живыми…
Всегда были и есть люди на всю жизнь отравленные наркотиком войны. В узких кругах не парадных ветеранов их так и называют "Человек — Война".
Вещь трогает до слез. Равиль Бикбаев сумел рассказать о пережитом столь искренне, с такой сердечной болью, что не откликнуться на запечатленное им невозможно. Это еще один взгляд на Афганскую войну, возможно, самый откровенный, направленный на безвинных жертв, исполнителей чьего-то дурного приказа, – на солдат, подчас первогодок, брошенных почти сразу после призыва на передовую, во враждебные, раскаленные афганские горы.Автор служил в составе десантно-штурмовой бригады, а десантникам доставалось самое трудное… Бикбаев не скупится на эмоции, сообщает подробности разнообразного характера, показывает специфику образа мыслей отчаянных парней-десантников.Преодолевая неустроенность быта, унижения дедовщины, принимая участие в боевых операциях, в засадах, в рейдах, герой-рассказчик мужает, взрослеет, мудреет, превращается из раздолбая в отца-командира, берет на себя ответственность за жизни ребят доверенного ему взвода.
Это была война, и мы все на ней были далеко не ангелами и совсем не образцовыми героями. Осталось только добавить, что этот рассказ не исповедь и мне не нужно отпущение грехов.
Из переписки с читателями:Вопрос: Этот роман случайно не о писателе Иване Ефремове? Ответ: Все что изложено, в данном повествовании является авторским вымыслом, а любое сходство с реальными событиями и людьми - совпадением.
Автор заявляет:Всё написанное в данном произведении, является авторским вымыслом, а любое сходство с реальными людьми и событиями, совпадением.Упоминания о пытках и (или) иных незаконных действиях сотрудников правоохранительных органов, касается только лиц, в отношении которых вступил в законную силу приговор суда. Все остальные правоохранители законопослушны и безгрешны «аки голуби», пока судом или трибуналом не будет установлено иное. Трибуналы отсутствуют, народные суды преобразованы в федеральные.Автор является сторонником эволюционного развития общества.
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Старший прапорщик Сергей Ефимов вроде бы навоевался вдосталь. За его плечами три года в Афгане в должности командира взвода. Вернулся оттуда с орденом Красной Звезды. Но почему-то его продолжает тянуть на войну. Он не может сидеть дома, пока в горячих точках погибают молодые, необстрелянные пацаны. И прапорщик снова возвращается в горы. На этот раз — в Чечню. И вот он вместе со своей группой выходит на реализацию разведданных в «зеленку»…
Николай Прокудин служил в Афганистане в 1985–1967 годах в 180 МСП 108 МСД. Судьба берегла его, словно знала, что со временем Николаю суждено стать писателем и донести людям правду об одной из самых драматических страниц истории нашей страны.
Костя по прозвищу Беспросветный, отсидев за убийство своего командира-предателя, выходит на свободу без малейшего понимания, как дальше жить. Идти ему, по большому счету, некуда: нет теперь ни жены, ни дома. Да и на приличную работу с такой биографией не устроишься… Но судьба дает ему шанс переиграть свою жизнь. В составе Добровольческого русского отряда Костя отправляется на гражданскую войну, идущую на территории бывшей Югославии. Ему, боевому офицеру, прошедшему пекло Афгана, убивать не привыкать. Теперь это — его ремесло.
Горы и ущелья Афганистана. Песок, раскаленный зной. Залпы тысяч орудий… Душманы ведут жестокую войну против советских войск. В очередной схватке с «духами» у одного из блокпостов взвод специальной разведки во главе со старлеем Александром Калининым лицом к лицу столкнулся с отрядом коварного Амирхана. Первое сражение с врагом окончилось победой нашего спецназа. Но Амирхан — опасный противник. Он придумал хитрый план нового нападения. В ход на сей раз пойдут реактивные снаряды, которыми расстреливают советскую военную базу, офицеры в качестве заложников и даже один предатель из числа наших «спецов»…