Бриг «Три лилии» - [50]
Но у местных ребятишек совсем не было денег, и они сбегали домой за кровяными колбасками и копченой свининой.
Эббер охотно оставил в покое бочку и без конца повторял свой номер.
— А наилутше баранина, — сказал он, облизывая губы.
Но бараны были только у скупого богатея Синтора. Он жил в рыбачьем поселке.
Был у цирка и свой акробат — Якобин, с длинными светлыми усами, которые висели, словно старая солома.
На красном трико Якобина было вышито синей ниткой: Первейший акробатист мира Эббер постучал в круглую крышку на бочке: — Сей несравнен инойстранный артист выступал в Мадрид и Лондон, а такоже перед всем коронован и некоронован особа Нового и Старого Светила. Потрясающие акробатномера. Смотреть вечерняя программа.
Якобин изо всех сил щурился, стараясь быть похожим на китайца.
Но назавтра уже вся деревня знала, что он — сын церковного сторожа, старика Салмона. По-настоящему его звали Якобссон, как и отца; в детстве он пас овец на пустоши за деревней.
Еще в фургоне приехал конюх Кноппенхафера. Он был смуглый и некрасивый, а зубы скалил так страшно, что у людей мурашки по спине пробегали. Эббер и Якобин называли его Енсе-Цыган, или просто — Цыган, и все так стали звать.
Правда, на всякий случай, это имя произносили только шепотом и только, когда Енсе-Цыган отворачивался.
У него на поясе висел нож, который светился в темноте, потому что этим ножом он заколол одного индейца в Мексике…
А еще люди шептали, что белая лошадь — его же, Цыгана. Не мудрено, что хромает, бедняжка…
Спустя неделю всем уже наскучило слушать, как стучат в хоботе монеты. Эббер перевернул слоновью голову и купил баранины на все, что высыпалось.
— Представление кончен. Прощаю почтенный господа! сказал он тем ребятишкам, которые еще не разошлись.
И забрался в фургон. Цыган сидел на козлах и скалил зубы всю дорогу до Старой Переправы. Там они погрузились на паром и переправились через залив.
— Кажись, на та сторона хорошая пастбища, — говорил Эббер, облизываясь.
Мясная бочка к этому времени почти совсем опустела.
Только они переправились, как у фургона отвалилось заднее колесо.
— Святой Николай-негодник, да эфтот Цыган весь мой славен циркус погубит! — заохал Эббер.
А когда незадачливый Цыган стал приколачивать колесо, лопнула и передняя ось. Пришлось Эбберу тут и остаться.
Сколько можно смотреть колбасоглотание? Кончилось тем, что Эббер сколотил сарай из досок и брезента да открыл дубильню. Сам он жил в фургоне.
На вывеске дубильни внизу было приписано буквами поменьше:
ПРИОБРЕТАЮ НОВЫЙ ЗВЕРИНЕЦ
Сигизмунд Эббероченко. Циркус-директор
Вы хотите знать, что стало с акробатом?
Он поселился у своего отца в сторожке на берегу реки Льюнги. Первое время ходил в красном трико и делал бесплатно сальто для всех, кто хотел смотреть. Потом ребятишкам надоело бить в ладоши, вместо этого они стали бросать в него гнилой картошкой. Тогда акробат заперся дома и три месяца просидел взаперти, тоскуя по вольной жизни циркача.
А только чего тут! Все равно цирку Кноппенхафера пришел конец.
Когда Якобин снова появился на людях, то был одет в черный костюм и манишку с крахмальным воротничком; на голове — котелок, единственный во всей округе.
А осенью, когда умер старик Салмон, Якобин занял место церковного сторожа, хотя кое-кто пометил этот день в календаре черным крестом. «Ставьте, ставьте акробата церковь сторожить, а только помяните наше слово!..»
Хромая лошадь ходила вокруг циркового фургона по ту сторону залива Фракке и старалась не падать духом, хотя у нее не осталось ни перьев на лбу, ни друга, который пожалел бы ее. Скоро она отощала до того, что все ребра наружу вылезли.
В конце концов Эббер зарядил ружье и повел клячонку за сарай. В тот самый миг, когда он хотел спустить курок, и появился местный житель, по фамилии Миккельсон. Миккельсон восемь лет пропадал без вести, а теперь вернулся домой в рыбацкий поселок Льюнга и, как вам уже известно, купил лошадь для своего сына Миккеля.
Глава вторая
МИККЕЛЬ ХРОМОЙ И МИККЕЛЬ ВСАДНИК
История Миккеля Миккельсона начинается за много лет до того, как цирк Кноппенхафера прикатил в Льюнгу.
И, чтобы рассказать ее, лучше всего, пожалуй, сперва подняться на макушку Бранте Клева.
Бранте Клев — самая высокая гора в округе. Миккель взбирался на нее, когда еще пешком под стол ходил.
А взбирался он потому, что хотел высмотреть уплывшего отца. Светлый чуб мальчишки топорщился на ветру, точно пук соломы, но все оставалось пустынным.
Мудрено ли, что у него на глазах выступали слезы?
А тут еще заячья лапа в башмаке. У всех мальчишек в поселке было на каждой ноге по пяти пальцев. А у Миккеля Томаса Миккельсона было на правой ноге только четыре пальца. Мизинчик и его сосед срослись вместе, поэтому Миккель прихрамывал. Самую малость, но все же прихрамывал.
— Хромой Заяц! — кричали деревенские ребятишки так, что было слышно на постоялом дворе, где бабушка Тювесон сидела на крыльце и курила почерневшую трубочку, набитую сухой хвоей.
Или они пели дразнилку:
Отец Миккеля был матросом второй статьи на бриге «Три лилии», который пошел ко дну в шторм. И все думали, конечно, что он утонул. Какое уж тут сомнение!