Бридж — моя игра - [36]

Но, если есть возможность использовать вполне этичную паузу, чтобы сбить гонщика с ритма, не упускайте ее. Основная задача гонщика сбить вас с толку, следовательно, у вас – весьма уважительная причина лишний раз остановиться и подумать. Особенно необходимо сосредоточиться, когда он пулеметной очередью сносит одну за другой якобы ненужные ему карты. Не успел закончиться розыгрыш предыдущей взятки, а у него наготове уже следующая карта. Если вы опытный сквизер, вам потребуется максимум внимания и концентрации и, конечно, – некоторое время для обдумывания, даже при автоматических сносах.

Гонщик «страдает» еще одной дурной привычкой: он вытаскивает карту из руки задолго до своей очереди хода, будто заявляя: «Я играю автоматически и собираюсь положить эту карту независимо от того, чем сыграют остальные три игрока». В нарушении всех этических норм он сидит и помахивает своей «автоматической» картой, готовясь, в действительности, сделать надбитку или скрывая, таким образом, импасируемого онера. Оппонент рассчитывает, анализирует, стараясь вычислить верное направление импаса, а этот «добряк» будто бы делает ему одолжение. Если я назову вам имена международных чемпионов, грешащих подобной некорректной игрой, вы мне не поверите, а если поверите, то мне, в свою очередь, будет сложно объяснить, как они стали чемпионами.

Размышления о жизни

Разъезжая по белу свету, я частенько встречаюсь со следующим вопросом: «М-р Горен, я знаю, вы зарабатываете на жизнь бриджем, но ответьте, пожалуйста, вы по-прежнему получаете удовольствие от игры?» В ответ, обычно, я рассказываю вот такую историю:

Один ирландец велел своей жене будить его всякий раз, когда он захочет виски. «Да, но как я узнаю, что ты хочешь выпить?» – спросила жена. «Не беспокойся», – ответил тот. – «Когда бы ты меня не разбудила, я всегда с удовольствием выпью».

Так вот, когда бы меня не разбудили, я всегда буду готов играть в бридж: робберный, турнирный, чикагский, «медовый месяц» и даже – этот сумасшедший бридж в три руки, когда автоматически сдающий становится разыгрывающим в контракте двух без козыря на контре. Если вы считаете, что это – бридж, пожалуйста, сдавайте карты.

Так уж вышло, что я – фанат спорта. Вряд ли мне удастся вспомнить игры на кубок Стенли, чемпионата мира по боксу, которые я пропустил. Но самое большое волнение, как и тридцать лет назад, мне доставляет контрактный бридж в компании приятных людей в уютной квартирке или комфортабельном зале. Меня завораживает мистика бриджа: мягкий свет падает на ваши онеры стоимостью в 150 очков, острозаточенный карандаш записывает ваш успешно реализованный зареконтренный шлем. Возможно, вы посчитаете меня чересчур эмоциональным в рассуждениях, касающихся не самой игры, а сопутствующих ей обстоятельствах, но для меня вся эта атмосфера вокруг бриджа не менее важна, чем сами карты. Я заметил, что, когда мы с Хелен Собел сидим в темном, плохо освещенном углу с зависшими над столом клубами дыма, наша спортивная форма далека от идеальной. Причем столь чувствительны не одни мы. Я знал одного игрока, страдающего по вторникам от головной боли. Врач вычислил диагноз методом исключения. Каждый понедельник мой друг играл в одном и том же клубе за одним и тем же столом и оказалось, что у него аллергия именно на этот оттенок коричневого цвета. Что касается меня, то у меня аллергия на ужасное окружение. Я полагаю, что львиная доля прелести бриджа зависит от ваших партнеров. Я всегда считал, что игрок в бридж более интересен, нежели любой другой среднестатистический человек. При всех прочих равных условиях, человек думающий, человек, способный принять интеллектуальный вызов, более блистателен, чем, живущий серо и упорядочено, трутень. Оглядываясь назад, я вспоминаю тысячу часов, проведенный в компании бриджевых игроков, будь то за столом или вне его. Я вспоминаю игроков, которые погибли бы без бриджа, не имей они возможности играть. Многие из них не способны изъяснятся на любом другом жаргоне за исключение бриджевого. Мне вспоминается один молодой человек, который, представляясь, сказал мне, что он из Саллигента шт. Алабама.

«Саллигент, шт. Алабама?» – переспросил я. – «Это большой город?»

«О»,– ответил он, – «всего лишь несколько столов».

А вот другой случай о человеке, игравшем в турнире вдалеке от родного дома и получившем телеграмму с известием о смерти жены. Ближайший поезд отправлялся через шесть часов, и, если вы не догадываетесь, как он провел это время, значит, вы не знаете бриджевых игроков. (Ну, конечно, вы правы, и он никогда так не играл!)

Я во многом похож на всех этих людей. Долгие годы я получал какое-то извращенное удовольствие, рассказывал, что в свое время я не очень-то преуспел на адвокатском поприще и с отчаяния занялся бриджем. Истина же такова: я был весьма и весьма приличным адвокатом, но вдруг, однажды, решил забросить все это куда-подальше. Адвокатская деятельность со всеми ее сюрпризами, от оригинальных претензий до жутких убийств, показалась мне менее интересной, чем бесконечные варианты и комбинации, заключенные в 52 картах, распределенных среди четырех игроков. Когда же мне подумалось, что я обладаю бриджевым чутьем, я понял, что это и есть моя жизнь. Естественно, все произошло не за одну ночь. Я считаю, что многим обязан, а быть может и наоборот, Уолхоту Робертсу. Робертс, популярнейший футболист, служивший в 1919 году на флоте, начал посещать филадельфийский бриджевый клуб в конце 20-х и в самом скором времени доказал всем, что у него есть недюжинные способности. Сам я играл тогда вполне сносно, вот почему я подошел к нему и предложил: «Уолк, есть ли смысл биться друг с другом? Давай соединим наши возможности». После этого, в течение двух лет мы не представляли себе, как можно проиграть хоть один матч. Из всех игроков, не прошедших специальной подготовки, Уолхот Робертс был лучшим. В течение считанных минут он решал такие задачи, на которые у меня уходило несколько дней и которые сейчас занимает целые главы в учебниках. Единственный человек, близко подошедший к Уолку в его естественном понимании бриджа – это Хелен Собел.