Брешь - [11]

— Они быстро приходят и забирают нашу еду, наши припасы. Пару парней сильно избили, — сказал Ориан Веласкес, житель одного из лагерей, в настоящее время ищущий убежища в приютах, которые должны были закрыться в следующую пятницу. — Мы не преступники. Город обязан нам некоторой защитой. Городские власти ответили сегодня, заявив, что полиция расследует беспорядки, но вряд ли город продлит срок закрытия из-за сильного сокращения бюджета в прошлом году».

— Может, ты и прав, — сказала я Генри. Я протянула газету Малачи. — Как думаешь, это может быть дело рук Мазикинов?

Он воспользовался моментом и пробежался глазами по статье.

— Очень может быть. Хотя я бы ожидал, что они будут похищать людей, а не избивать их.

— Откуда ты знаешь, что они не пытались? — спросила я. — Люди в тех лагерях, вероятно, сопротивлялись. Они не будут просто принимать их, как жители тёмного города. Мы должны это проверить.

— И как же вы сражаетесь с Мазикиными? — спросил Джим.

— Как со всеми, — сказал Малачи. — Но ты должен остерегаться их зубов, так как их яд смертельно опасен. И их ногтей, которые Мазикины отращивают, пока они не станут похожи на когти. Если тебя поцарапают, это убьёт тебя медленнее, но столь же эффективно, если у тебя нет доступа к Рафаэлю.

Он на мгновение впился в меня взглядом. На животе у меня красовалось три резаных шрама — напоминание о том, какими смертоносными могут быть когти Мазикина. Одарил меня ими Сил, лидер Мазикинов, который успешно прорвался сквозь стены тёмного города, вознамерившись захватить мир людей. Судя по выражению глаз Малачи, он снова обеспокоился тем, что будет делать Сил, если доберётся до меня.

— Зубы и когти. Нет проблем, — сказал Джим.

Лицо Малачи исказилось от презрения.

— Некоторые из них очень искусные бойцы. И все они жестоки. Не стоит недооценивать своего врага.

Джим закатил глаза.

— И в мыслях не было. Так что же нам делать, просто убить их всех?

На этот раз ответила я, потому что похоже, Малачи хотел ударить Джима за то, что тот был таким беспечным. Я не могла винить его за это; такое отношение могло привести к смерти Стража.

— Да, мы должны уничтожить всех до единого. Потому что пока здесь, в мире смертных, остается хоть один Мазикин, он может призвать и других. Мы не закончим, пока не истребим их всех.

— Сначала мы должны их найти, — добавил Генри, напомнив мне о том, что до сих пор наши поиски не увенчались успехом.

— Завтра вечером мы отправимся на патрулирование, начнём с района, где в последний раз они были замечены, поскольку гнездо может быть где-то поблизости. Впрочем, может быть, мы сможем проверить эти лагеря для бездомных, — сказала я. — Кроме того, у нас с Малачи завтра в школе уроки. Мне нужно идти, иначе моя… — или же Нэнси, мой надзиратель, с радостью отвезёт меня обратно в колонию для несовершеннолетних за нарушение моего испытательного срока, но мне не хотелось это объяснять. Я повернулась к Джиму. — Ты пойдёшь с нами в школу?

Генри никак не мог сойти за ученика, но Джим выглядел как подросток.

Джим потянулся и преувеличенно зевнул.

— Если вы не возражаете, я бы хотел поспать.

Малачи сощурил глаза.

Мы сидели, молча, пока я не вспомнила, что должна быть главной. Я расправила плечи и безуспешно попыталась не обращать внимания на пылающие щёки, притворяясь, что знаю, что делаю.

— Тогда отдыхай. Я заеду за вами завтра вечером.

Генри кивнул, когда я поднялась со стула, и взгляд Джима метнулся от моего лица к груди. Малачи свирепо посмотрел на него и встал между нами, закрывая Джиму обзор. Мой лейтенант держался на почтительном расстоянии от меня, но бросил на меня долгий взгляд, полный желания и жажды. Мне потребовалось всё моё терпение, чтобы не прикоснуться к нему. Но бросаться в объятия Малачи в присутствии Генри и Джима это было бы не очень профессионально.

Поэтому я отправилась домой.

Я вошла в дом как можно тише, но как только закрыла входную дверь, услышала тяжёлое и ровное дыхание. Диана крепко спала, как и обещал Рафаэль. Я прошла по коридору в свою комнату и закрыла дверь. Книги и бумаги были разбросаны по всему столу. Рюкзак был прислонён к спинке стула, а фотоаппарат засунут в один из боковых карманов. Куча грязной одежды в углу, пара кроссовок под кроватью.

Жизнь, какой она была раньше.

Я приподняла свою флисовую куртку и опустила взгляд на талию, на чёрный кожаный пояс и нож в ножнах.

Жизнь, какой она была сейчас: странное пересечение нормального и сумасшедшего, жизни реальной и потусторонней, загробной жизни, нежити, чего угодно. Я приложила руку к сердцу и почувствовала, как оно бьётся, вспомнив, как я ощущала биение сердце Малачи сквозь рубашку, когда он поцеловал меня. Были ли мы живы? Неужели нам отведено здесь одолженное время? Имеем ли мы право жить или только служить Стражами? Есть ли у нас будущее, или мы вернёмся в тёмный город, когда закончим тут? Разве что-нибудь из того, что мы здесь делали, кроме устранения Мазикинов, имело значение? Могли ли мы приберечь что-нибудь для себя? Я точно не подписывала контракт, в котором это было бы прописано для меня.

Рафаэль сказал мне, что я должна окончить школу, что должна быть «нормальным американским подростком». Но это был не тёмный город, где у всех Стражей был свой участок — база, с которой они патрулировали. Там, где у них была власть. Там, где они могли бы что-то сделать.