Бремя живых - [23]

Вот и сейчас. Что более всего способно произвести впечатление на тюремного сидельца? Не тупого бандита с большой дороги, а человека, пусть и азиата, но имеющего понятие о европейской культуре и успевшего пожить приличной, цивилизованной жизнью. Судя по принадлежавшим ему домам и магазинам в Киеве и Петрограде, счетам в банках и многом другом, о чем имелись достоверные сведения… Готовившегося ухватить христианского бога, а если повезет — и самого Аллаха за бороду, а вместо того ввергнутого в гнусное узилище. Где только одна остается светлая надежда, что не переведут в общую камеру, густо населенную уголовниками. О такой возможности, кстати, ему время от времени намекал корпусной дежурный.

И вот вдруг последний тычок автоматным стволом в поясницу, шаг через порог, а за ним…

Длинная, с тремя окнами по каждой из сторон, комната. Посередине — стол, на котором приборы, обещающие нечто лучшее, чем стандартная тюремная пайка. Приятные запахи от индийских курительных палочек. Мягкие кресла у дальнего торца стола, напротив друг друга. И еще кое-какие приятные детали и подробности интерьера.

Так бы могла выглядеть столовая в доме не слишком богатого, но радушного помещика Вологодской или, допустим, Костромской губернии, где гости редки и принять их хочется получше. Тепло, тихо, за стеклами раскачиваются от ветра ветви обсыпанной малиново-алыми гроздьями калины.

— А теперь, Федор Михайлович, господин Насибов, купец второй гильдии, поговорим без церемоний, а главное — без дураков?

Чекменев снова выдержал паузу, дождался, когда гость, не имея иного выхода, глубоко вздохнул носом и кивнул, признавая, что условия игры принимает.

— Отлично. Тогда — выпейте для разгона, только немного, поешьте, как следует, и обсудим кое-что. Это, смею заметить, ваш последний приемлемый шанс. Все другие — врагу не пожелаю. Точнее, пожелаю, конечно, и постараюсь сделать, чтобы врагу было как можно хуже, но на вас это мнение пока еще не распространяется. Уловили, оценили?

Чекменев всегда все рассчитывал тщательно. Самое время устроить узнику маленький праздник. Три недели — как раз подходящий срок, чтобы человеку смертельно надоела тюремная пища, но он к ней еще не приспособился настолько, чтобы мечтать отнюдь не о ресторанных разносолах, а просто о лишнем черпаке перловой каши и пайке ржаного хлеба.

Для вящего эффекта прислуживал им не денщик обыкновенный, а соответственно выглядевший лакей, с льняной салфеткой через локоть. Он подкатил сервировочный столик, из одного пышущего жаром судка разложил по тарелкам бефстроганов, из другого отсыпал картофельной соломки, в отдельных соусниках подал густую подливу. Второй служитель, на вид рангом выше, в коротком красном переднике поверх ливрейного костюма, подкатил тележку с напитками. Чекменев пальцем указал на бутыль красного сухого вина. Тонкая струя с приятным журчанием потекла в тюльпановидные бокалы.

Пока Фарид ел, чересчур, может быть, жадно и торопливо для истинно светского человека (да и где ему было научиться приличному поведению, не в Турции же, где плов едят руками, а насытившись, звучно рыгают, чтобы сделать приятное хозяину? А благоприобретенные европейские привычки тюрьма отбивает очень здорово), Игорь Викторович, откинувшись на спинку кресла, неторопливо и со смаком курил.

На этот раз — трубку, снятую со специальной подставки, где расположились, как шлюпки на кильблоках, десятка три самых разных — вересковых, вишневых, пенковых, фарфоровых, с гладкими и бугристыми чашками, прямыми и изогнутыми мундштуками.

Не сказать, чтобы Чекменев был таким уж поклонником трубок, но в полдюжины ролей, которые он для себя давным-давно сочинил и отрепетировал, входила и такая.

В данный конкретный момент он продолжал играть намеченную роль доброго помещика, слегка расслабленного сибарита, обожающего трубки, домашние настойки на плодах, ягодах и травах, карты, ружейную охоту и рыбалку.

Были у него и другие варианты работы с клиентами, для них — другие служебные дома и квартиры. Зависимо от замысла. Могло ведь потребоваться место, где нужно обсудить насущные вопросы со сторонниками протопопа Аввакума или секты турбореалистов.

И везде Игорь Викторович ухитрялся выглядеть совершенно конгениально[27]. А что поделаешь, работа такая, он уже успел и забыть о своих естественных вкусах и привязанностях.

— Итак, Федор Михайлович, — сказал Чекменев, когда пациент насытился и в меру захмелел, поскольку виночерпий подливал ему ненавязчиво, но постоянно и в нужном темпе. — Надеюсь, вы на подчиненных мне людей не в обиде?

— Да что уж там, господин Чекменев, какие обиды, — совершенно без всякого акцента ответил Фарид. — Работа у нас такая.

То, что Карабекир, он же Насибов, несмотря ни на что, сохранил здравость мысли, узнал его в лицо и дословно повторил недавно мелькнувшую в мозгу у генерала фразу о работе, неприятно царапнуло. Ну а с другой стороны… Специалист, что возразишь!

В плюс ему запишем, лишним бокалом вина вознаградим, а заодно и себя рюмочкой. Все же умный турок сидит перед ним в качестве пленника, совсем не наоборот. Это — утешает и проясняет, кто есть кто на самом деле.