Бремя тела - [29]

— Подработку? — недовольно переспросила баба Лара. — А как же учеба? Когда учиться-то, если работать пойдешь?

— Да ты что, бабушка, сейчас все студенты подрабатывают, — улыбнулась Ксения. — И это не вместо учебы, учеба все равно на первом месте. Ну, например, можно один-два часа работать вечером, почту разносить или полы мыть где-нибудь, в магазине товар на полки расставлять. У нас так многие работают. Платят немного, конечно, но больше, чем стипендия.

— Ой, батюшки, а стипендия, гляди, крохотная! — принялась причитать баба Лара. — А в наше время на стипендию жить можно было, откладывать на что-нибудь, на танцы, на платье хватало, если из ткани не очень дорогой.

— Ну, это в твои времена, бабуль. Нам в школе рассказывали, что Леонид Ильич обещал, что совсем чуть-чуть и все будут жить при коммунизме, что каждой семье дадут отдельную квартиру, что цены на продукты упадут, потому что будет всего завались.

— Ну, ты вспомнила, Ксюша! С тех пор уж воды утекло сколько! Ну, кто-то живет и при коммунизме, всего себе нахапал в перестройку, пока мы по очередям стояли. Говорят, что времена не выбирают, Ксюш. Таким, как мы, всегда было и будет непросто. Но в этом есть и свой резон: ты никому ничего не должна, — при этих словах баба Лара подняла вверх указательный палец и погрозила им, словно рядом с ними на кухне был кто-то, кого Ксения не видела.

Ксении вдруг захотелось спросить бабу Лару о многом, очень многом, и она просто не знала, с чего начать. За прошедший год Ксения повзрослела, отчасти изменила свои взгляды на жизнь, и многое из того, что казалось ей раньше непонятным, ненужным или даже нелепым, повернулось совсем иными гранями.

— Ты все без парня? Все ждешь своего единственного? — прищурив глаза, по-доброму спросила баба Лара: старики так говорят, когда вспоминают времена своей юности, окидывают оценивающим взглядом свою жизнь, свои ошибки и хотят предостеречь от них молодежь.

— Чего в этом плохого?

— Да, ничего, Ксюша, я всегда одобряла твое решение, ты же знаешь. Только я тебя прошу, не жди вечно, это уже не ожидание будет, а груз венца безбрачия, который ты навесишь в таком случае на себя сама. Это никому не нужно, и тебе самой в тягость. Тебя же, небось, тянет познакомиться с парнем, устроить что-нибудь легкомысленное с ним, повеселиться, погулять. Не верти головой! Знаю я твое «нет», сама была молодой, все говорила: нет и нет, а самой, ох, как хотелось! И помни, что хороших людей полно на свете, ты только присмотрись, они сами к тебе потянутся.

— Тянутся, бабуль, но все не те, — вздохнула Ксения. — Я вот чего хочу спросить-то, помнишь, ты мне говорила про какую-то силу, которая якобы во мне скрыта. В чем конкретно она выражается? Если она есть, то мне хотелось бы, чтобы она мне помогала во всем, во всех делах. Как мне это сделать?

Баба Лара задумалась и замерла, только ее пальцы продолжали, как ни в чем не бывало, теребить край клеенки. Это была слабость бабы Лары, с которой она многие годы безрезультатно боролась. Когда она на чем-то сосредотачивалась, то начинала теребить с двойным усердием. Когда клеенки перестали быть дефицитом, она покупала сразу несколько штук и привычка перестала вызывать нарекания домашних: клеенка периодически заменялась на новую, и разрушительных последствий деятельности пальцев бабы Лары было не видно. Сама баба Лара шутила, что неплохо бы ей завести четки.

— Бабушка, ну почему ты молчишь? Ты мне сама об этом рассказывала, но я все забыла и теперь ничего не могу понять. А разобраться очень хочу. Просто я начала подозревать, что…

— Ты все сама знаешь, Ксения, — резко ответила баба Лара и встала из-за стола.

— Я ничего не знаю, баба Лара, то есть, может, и знаю, но ничегошеньки без тебя не понимаю. У мамы-то этого не спросишь. Бабушка, куда ты? Ведь мы же чай не допили!

Не обращая внимания на Ксению, баба Лара спешно начала собираться.

— Да при чем тут чай! Ты спрашиваешь меня о том, что сама прекрасно знаешь. Я не горю желанием обсуждать это, переливать из пустого в порожнее.

— Я ничего не знаю, бабушка, слышишь меня? — Ксения вскочила и пыталась остановить бабу Лару, встать на ее пути.

Но она уже накинула на плечи любимый платок с огромными цветными лилиями и бахромой по краям, взяла в руки сумку, с которой обычно ходила пешком на рынок и, держа в руках ключи, принялась ими звенеть, словно колокольчиком.

— Не знаю я ничего! Расскажи!

— Что тебе рассказать, Ксюша? Вставай, разоспалась, видимо, от жары разморило, — мама стояла и, сгорбившись, пыталась открыть у окна еще одну створку. — Не стоит спать в такой духоте, даже если очень хочется. Лучше перетерпи, ночью прохладнее будет, таз с водой в комнату поставим, дышать легче будет.

Ксения не понимала ничего из того, что она говорила, лишь силилась вспомнить то, что ей снилось, чтобы не растерять то, о чем она так мило беседовала с бабой Ларой. Но предложения в памяти рассыпались на отдельные слова, а слова тут же перемешивались, как бывает, когда до сложенной стройной фигурки конструктора или паззла добирается маленький ребенок: он сначала все рушит, разбивает, весело при этом гогоча, а затем пытается собрать все снова. А когда понимает свое бессилие, заливается звонким плачем. Плакать Ксения, конечно, не собиралась. От лежания на диване в неудобной позе дико ныла шея и затекла рука. Ксения пыталась их размять.