Бремя: История Одной Души - [35]

Почему же сейчас они прозвучали, как попытка разоблачить ее? Ведь она не лгала. Как такового плана у нее не было. Только малолюдный отель на окраине Манхэттена, который однажды поразил ее прохладой стен и великолепным видом на реку, отражавшую чудовищную фантасмагорию города с грациозным спокойствием, иногда, в редкие минуты самообладания, всплывал перед нею, отверженной от великолепия и подверженной фантасмагории. Как усталый одинокий путешественник, отправляющийся в свое последнее и главное путешествие, она мысленно поднималась по его многочисленным ярусам, чтобы добраться к вершине, а там, на самой высоте, — покой, тишина и свобода, и нет голосов... нет страха, нет смятения, стоит только сделать шаг вперед... Но сейчас ей вдруг показалось, что в той прохладе и в том покое кто-то ждет ее. Кто же? Кто?..

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор, обозревая Эрику профессионально-пронизывающим взглядом, закончив опрос и записав все необходимое в историю ее болезни.

— Я чувствую себя лучше, спасибо.

— Надеюсь, что так. Мы уже обсудили с вашей матерью все условия выписки. На этот раз вам необходимо посещать сеансы психотерапевта каждый день, регулярно, под наблюдением миссис Харт принимать лекарства, а через месяц вы вернетесь в стационар. Мы посмотрим, как будет продолжать работать новый препарат, — заключил врач. — Должен напомнить и подчеркнуть, как важен для вашего состояния своевременный прием медикаментов. Мы проделали большую совместную работу, и я очень надеюсь, что не напрасно. Ваша стабильность теперь в ваших руках.

— Я понимаю, доктор. И никого не подведу.

— Ну и славно. Славно. Кто забирает вас сегодня?

— Моя мама, доктор. Она задерживается в пробке, но скоро будет. Я подожду ее у ворот, если позволите.

— Вас проводят санитары. Всего доброго, Эрика. Позвоню завтра утром, узнать о вашем состоянии.

— Не беспокойтесь, доктор. Я чувствую себя вполне прилично.

— Ну хорошо. Вы знаете, где меня искать, если понадоблюсь...

— Спасибо, доктор. Вы так много для меня сделали.

Эрика, переодевшись в свою одежду, вышла к главным воротам клиники в сопровождении санитарки, от которой теперь предстояло отделаться каким-либо образом. Через минут пять та сама сообщила, что должна «отлучиться на минуту по делу».

— Конечно, конечно, мэм, — согласилась Эрика, — пожалуйста. Я не думаю, что мама приедет раньше, чем через полчаса. В пятницу обычно дорожные пробки в сторону Манхэттена. Я буду здесь, когда вы вернетесь...

И как только женщина скрылась из виду, она выскользнула в приоткрытую запасную дверь, что находилась совсем неподалеку и вела в служебный двор, а там быстро, как по наитию, нашла выход на улицу. Она покидала опостылевшую обитель «Желтого круга» в седьмой и последний, — теперь уже точно — в последний раз.

От свежего воздуха и спешки закружилась голова. И тотчас сознание снова запрыгало, заметалось как напуганный зверек, учуявший рядом хищника. Проснулись демоны. Какофония звуков, нарастающая с каждой минутой, уже не давала сосредоточиться, и Эрика начала думать вслух, чтобы заглушить внутренние помехи: «Сейчас нужно выйти на большую дорогу, так, на большую дорогу, для чего?.. Да, конечно, чтобы разыскать остановку автобуса и поехать к отелю, но в каком направлении?.. На запад, нет, на восток, ну, разумеется, на восток, туда, где восходит восторг... То самое золотое солнце, которое по-прежнему будет рождаться каждое утро уже без нее... О, как она любила это его лучистое алое просыпание, — вот откуда завораживающие краски на картинах отца — от тоски по будущим рассветам, по их розовой, навсегда утраченной радости. Значит, весь этот странный мир продолжит свое кручение и свечение и не заподозрит, что нет больше в нем измученной души ее... а небо? Примет ли небо? Такое строгое в своей чистоте сегодня, особенно в эти минуты, когда так близко последнее объятие...».

— Извините, сэр, но у меня нет денег на проезд, — обратилась она к водителю автобуса, — случайно оставила кошелек дома. Не могли бы вы быть так любезны...

— Прошу вас, мадам. Никаких проблем.

— Вы знаете, где вам выходить?

Эрика назвала пересечение улиц, где должен был находиться отель, и угадала.

— Тогда вам придется пройти несколько кварталов пешком. Автобус заворачивает на Беркли...

— Спасибо, сэр.

Эрика села у окна. Впервые она путешествовала одна! Миссис Харт везде и всюду возила ее на своей машине, не допуская никакой самостоятельности. Тотальный контроль, абсолютное недоверие. На мгновение Эрике почудилось, что и поныне она связана теми путами, которые не давали ей дышать с самого детства, и, уставившись в крошечную светящуюся точку впереди, обещающую обратное, — левой рукой с новым каким-то страхом ощупала себя... и, похолодев, обнаружила ужасающую разъединенность и с телом своим, как будто большая территория ее существа, оказалась занята врагом, и война проиграна. Но все же, все же... что-то важное продолжало принадлежать ей, и это «что-то» — собственное сердце — звеневшее, как колокол в груди, и при поврежденном, раздробленном уме оставалось пребывать цельным и неповрежденным. Значит, уничтожая себя, она уничтожит только ту часть, что безнадежно сокрушена и завоевана злым духом — разум и тело, но главное в ней — исток любви, так и будет звенеть, пусть с чуть надломленным от боли ритмом, в вечности...