Братья Волф - [49]
Второе — волнение.
Третье — еще больше страху.
Я укрыт одеялом с головой. Сверху торчит только мой человеческий хрюндель, чтобы можно было дышать.
— Идем бегать? — спрашиваю я у Руба через комнату.
Он что, еще спит?
— Руб?
Ответ.
— Неа, сегодня не идем.
«Отлично, — думаю я. — Пускай это одеяло пропитано страхом, все равно под ним тепло и хорошо. И вообще, похоже, нам следует передохнуть».
— Но вообще попозже я собираюсь поработать, — продолжает Руб, — поработать над джебом. А потом поиграем в «один кулак»?
— Я думал, мы с этим завязали. Как ты сказал маме.
— Ну, не завязали. Я передумал. — Он поворачивается на другой бок, не замолкая. — Тебе тоже не помешает отточить джеб, знаешь ли.
Это правда.
— Лады.
— Вот и не бухти.
— Да я ничего. — Это правда. — По-любому прикольно. Как в прежние деньки.
— Вот именно, блин.
— Ладушки.
И мы снова спим. Что до меня, то у меня снова плоть, драки и женщины. А куда, интересно, возвращается Руб? Когда мы встаем, и день идет своим чередом, предки и Сара отправляются к Стиву посмотреть, как он там. Золотая возможность потренироваться. И мы ее не упускаем.
Мы, как теперь всегда делаем, лезем через ограду и забираем Пушка.
Шавочка смотрит бой с нашего заднего крыльца. Облизывая губы.
Мы кружим по двору.
Руб достает меня, но я достаю в ответ. Он чаще попадает в цель, примерно на каждый второй его точный удар я отвечаю точным своим. Он слегка огорчен.
В перерыве он говорит:
— Мне надо двигаться быстрее. Когда мне бьют прямым. Быстрее блокировать.
— Ага, но у тебя что бывает на ринге, — говорю я ему. — Ты проводишь джеб или два, а потом добавляешь левой. Твоя левая всегда быстрее, чем их встречные.
— Понятно, но что если мне попадется чувак с по-настоящему хорошим встречным? Тогда беда.
— Сомневаюсь я.
— Да ну?
И мы занимаемся еще и потом меняемся перчатками, забавы ради. Как в прежние деньки, именно. По одной перчатке у каждого, кружим по двору, обмениваемся ударами. Улыбаемся ударам. И полученным тоже улыбаемся. Мы не слишком увлекаемся, завтра у нас обоих бои, так что обходится без синяков и крови. Занятно, думаю я, пока мы, пригнувшись, топчемся, и я наблюдаю за Рубом, который пригибается с таким вот особенным видом. Полного довольства. Занятно: когда мы во дворе сходимся в одноруком бою, именно тут я и чувствую себя ближе всего со своим братом. Тут я лучше всего понимаю, что мы братья и всегда ими будем. Я чувствую это, наблюдая за Рубом, и когда он ухмыляется мне лукавой ухмылкой Рубена Волфа, Пушок бросается на него, Руб шутливо с ним дерется, давая обхватить лапами его одиночную перчатку.
— Чертов Пушок, — хмыкает Руб. Такие вот проблески.
Потом все входит в нормальный для последнего времени ритм.
Мы сидим в комнате, Руб отгибает истертый угол ковра рядом с моей кроватью. В одном конверте его деньги. В другом мои. У него три с половиной сотни. У меня примерно сто шестьдесят. Руб выиграл семь боев из семи начатых. Мое бабло — две победы, остальное — чаевые.
Руб сидит на кровати, пересчитывает деньги.
— Все на месте? — интересуюсь я.
— А куда им деться?
— Да я, блин, просто спросил!
Он смотрит на меня.
Если задуматься, так до этого раза довольно давно ни один из нас не повышал голос на другого. А когда-то мы постоянно орали друг на друга. Это было нормой. Почти забавой. Обычным делом. Но вот сегодня это как пуля, врывшаяся глубоко в плоть нашего братства. Это пуля сомнения — пуля неведения.
За окном город считает секунды, пока мы сидим молча.
Одна… две… три… четыре…
Новые слова поднимаются на ноги.
Они принадлежат Рубу.
Он говорит:
— А собачки сегодня есть?
— Кажется, да. Суббота, восьмое. Ага, это сегодня.
— Не хошь сходить?
— Пошли, а чего ж. — Я улыбаюсь. — Может, встретим тех копов, посмеемся.
— Да, они клевые, та парочка.
Я набираю горсть мелочи из своих призовых и бросаю Рубу.
— Спасибки.
И сую десятку в карман олимпийки.
— Да не за что.
Мы обуваемся и отправляемся из дому. Оставляем записку, что вернемся до темноты, кладем на кухонный стол. Рядом с «Хералдом». Газета лежит развернутая на станице объявлений о найме. Она лежит, как война, и каждое малюсенькое объявление — окоп, в который человек ныряет. Чтобы там надеяться и сражаться.
Мы глядим на газету.
Замираем.
Понимаем.
Руб отпивает молока из пакета, сует его обратно в холодильник, и мы уходим, оставляя войну на столе, с нашей запиской.
Мы идем.
За дверь, за ворота.
На нас обычная одежда. Мы обджинсованы, офуфаены, окроссованы и закурточены. На Рубе вельветовая куртка. Коричневая, старая и несуразная, но он в ней выглядит, как всегда, без вопросов шикарно. На мне черная ветровка, и я бы сказал, что выгляжу вполне прилично. По крайней мере надеюсь. В любом случае что-то около того.
Мы шагаем, и запах улиц режет. Он пронзает меня, и это мне нравится. Городские здания вдали будто подпирают небо. Оно голубое и яркое, и наши размашистые шаги несут к нему. Раньше мы томились на ходу или скользили по улице на манер собак, которые только что нашкодили. Сейчас Руб идет с прямой спиной — в атаку.
Приходим на стадион, время около часа.
— Смотри, — показываю я. — Миссис Крэддок.
Как и следовало ожидать, она сидит на трибуне, в одной руке хот-дог, другой пытается удержать банку пива и сигарету. Дым окутывает ее и разваливается на две стороны.
Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора.
Пять братьев Данбар жили в идеальном хаосе своего дома – без родителей. Пока однажды вдруг не вернулся отец, который когда-то их оставил. У него странная просьба – он хочет, чтобы сыновья согласились построить с ним мост.Откликается Клэй, мальчик, терзаемый давней тайной.Что случилось с ним в прошлом?И почему он должен принять этот вызов?«Глиняный мост» – история подростка, попавшего в водоворот взрослой жизни и готового разрушить все, чтобы стать тем, кем ему нужно стать. Перед ним – только мост, образ, который спасет его семью и его самого.Это будет чудо.
Жизнь у Эда Кеннеди, что называется, не задалась. Заурядный таксист, слабый игрок в карты и совершенно никудышный сердцеед, он бы, пожалуй, так и скоротал свой век безо всякого толку в захолустном городке, если бы по воле случая не совершил героический поступок, сорвав ограбление банка.Вот тут-то и пришлось ему сделаться посланником.Кто его выбрал на эту роль и с какой целью? Спросите чего попроще.Впрочем, привычка плыть по течению пригодилась Эду и здесь: он безропотно ходит от дома к дому и приносит кому пользу, а кому и вред — это уж как решит избравшая его своим орудием безымянная и безликая сила.
«Подпёсок» – первая книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.
«Когда плачут псы» – третья книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.
«Против Рубена Волфа» – вторая книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.