Братья Святого Креста - [55]

— Ты, повелитель?..

— Я.

— Неужели же тебе известен и их язык?..

— Известен, Мегди!..

— Мудрость твоя не имеет границ, повелитель! — воскликнул искренне удивленный Мегди, смотря на меня с нескрываемой подозрительностью.

Я хотел было сказать ему в ответ несколько слов, но в эту минуту раздался из ущелья, по которому вела дорога, громкий, протяжный, троекратный звук военной трубы.

Я вздрогнул и направил взоры в ту сторону, откуда должны были появиться неведомые мне люди, пришельцы из далекой, чуждой земли.

Вот из расщелины горы показалось сверкнувшее на солнце острие копья и вслед за тем, на могучем, осторожно ступающем по неровной почве коне, выехал всадник — за ним другой, третий… Все они были закованы в латы, лица их были прикрыты спущенными забралами шлема.

При виде этих всадников живо встал передо мной чудный сон, который я видел бесконечно давно и от которого пробудил меня звучавший ужасом голос Ненху-Ра…

Да, именно таких воинов и в таком вооружении видел я, обративших в бегство рать мусульман!..

И я сражался в их рядах…

Невыразимое волнение охватило меня, и вдруг мне почудилось, что те люди, приближавшиеся ко вратам моей крепости, несравненно ближе мне, чем окружающие меня и готовые по малейшему моему знаку пожертвовать жизнью!

С трудом скрывал я свое волнение.

Вот снова прозвучала труба, и в ответ ей взвилось над стеной знамя и распахнулись настежь ворота.

— Мегди, — приказал я, — проведи вместе с Бедр-ал-Джемалом неверных на террасу дворца. Я буду ожидать их там…

Я поспешно сошел со стены, прошел чрез дворец и, войдя на террасу, опустил на свое лицо сетку из стальных колец, прикрепленную к моему шлему. Я не хотел, чтоб кто-нибудь видел мое лицо.

Прошло немного времени, как раздались в зале, выходившей на террасу, тяжелые, грузные шаги закованных в сталь и железо людей.

Чрез секунду передо мной стали два воина, — один, по-видимому, начальник, высокого роста и в шлеме с развевающимися перьями, другой, ниже его, кроме своего щита, держал в руках и щит своего господина.

— Добро пожаловать, рыцари! — обратился я к ним на языке франков, — я рад, что не с оружием в руках приблизились вы к моему замку!..

Оба рыцаря переглянулись между собою при этой речи, но ничем не выказали своего удивления.

Старший из них снял шлем и открыл свое лицо. Это был человек лет сорока на вид, страшно худой, видимо, изможденный долгой дорогой, голодом и жаждой.

— Благодарю тебя, благородный владетель, — отвечал он мне на том же языке. — Мы не привыкли к радушным встречам. Вот уже шесть месяцев, как мы скитаемся по горам и пустыням… Многие из нас погибли от невыносимых трудов и лишений, и только половина вышедших достигла до твоего замка!.. Верь, что не воевать мы пришли, и не меч, но ветвь мира принесли мы тебе!.. Принимаешь ли ты?..

— Охотно принимаю, рыцарь! — с живостью произнес я, — будь моим гостем. В лагерь твоих воинов будет тотчас доставлено все необходимое.

Я имел сильное желание спросить, куда именно направляются крестоносцы, но закон гостеприимства запрещал мне о чем-либо расспрашивать путников, ищущих убежища и приюта.

Рыцарь между тем, казалось, был сильно тронут моими словами. Он поклонился мне с достоинством и сказал:

— Я принимаю твое предложение и еще раз благодарю тебя. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь рыцаря Корнелиуса Валька, — ты смело можешь на то рассчитывать… Теперь я убедился, что нельзя полагаться на слухи…

— А что же говорят обо мне?.. — засмеялся я.

— Прости, повелитель, — но имя Старца горы наводит трепет на все народы…

Старец горы — это было прозвище, носимое властителем Аламута и перешедшее, следовательно, и ко мне.

— Старец горы не стар еще, — пошутил я, снимая шлем.

Рыцарь отшатнулся, взглянув на мое лицо, и не мог скрыть явного смущения, овладевшего им.

— Прости, — проговорил он, — и не сердись, если я попрошу тебя отпустить меня тотчас. К сожалению, я не могу воспользоваться твоим гостеприимством…

Я был удивлен несказанно: я видел усталость и изнурение рыцарей, видел, с какой радостью согласились они принять мое предложение, так резко отвергаемое теперь.

— Ты оскорбляешь меня, рыцарь! — вскричал я, едва сдерживая гнев. — Объясни мне причину твоего отказа!..

— Как твое имя? — спросил тот, устремляя на меня взгляд, в котором виднелись и страх и как бы сожаление ко мне.

— Хотя Старец горы, — отвечал я, — и не должен иметь имени, но я скажу тебе свое: я Измаил-бен-Алия!.. Доволен ли ты?..

— А ты знал кавалера Лакруа? — опять спросил рыцарь, всматриваясь в меня.

— Нет!

В моих словах было столько искренности, что рыцарь поколебался.

— Будь по-твоему, хотя все это очень и очень странно!..

Он задумался.

— Ты все продолжаешь отказываться? — спросил я.

— Я не могу отказаться!.. Прости, если я оскорбил тебя напрасным подозрением!..

— Объясни, рыцарь, в чем дело, прошу тебя!.. Я даже могу требовать этого!..

— Правда!.. Видишь ли, один из храбрейших наших рыцарей, благородный кавалер Лакруа, пропал без вести… Спустя некоторое время прошел слух, что он изменил своей вере, изменил св. кресту и сделался начальником людей, называемых нами ассасинами или, по-вашему, измаили-тами. Утверждали, что он-то именно и есть тот, кого называют Старцем горы…