Братья Кеннеди - [48]

С января по август 1956 года – начало конвента демократической партии – Кеннеди истратил на политические цели более 72 тысяч долларов. Банкеты стоили дорого. На конвенте в Чикаго Кеннеди и его помощники обхаживали делегатов и влиятельных деятелей, особо выделив 50 человек, близких к Стивенсону. На долю Кеннеди выпала честь – выдвинуть Стивенсона кандидатом в президенты, за что тот Сердечно поблагодарил сенатора. На первый взгляд все великолепно.

Но политические боссы вынашивали собственные планы, а либералы с большим подозрением отнеслись к Кеннеди. Он попытался лично убедить Э. Рузвельт. «Она куда-то торопилась, – саркастически вспоминал Кеннеди, – в комнате было полно Рузвельтов и иных – представьте телефонную будку, куда набьется восемнадцать человек. Из-за суматохи она почти не слушала меня. Она высказывалась по поводу Маккарти, пропуская мимо ушей, что я говорил. Я пытался убедить ее, поскольку я никогда не выступал против Маккарти в разгар его деятельности, что если я сейчас переменю фронт и начну поносить политического мертвеца, то стану обычной политической проституткой». Дело было не совсем так. Э. Рузвельт требовала, чтобы Кеннеди публично признал вред, нанесенный маккартизмом не только сенату, по и всей стране. Он отказался.

Разумеется, не принципиальные вопросы, а закулисные махинации в конечном счете сорвали выдвижение Дж. Кеннеди кандидатом в вице-президенты. Парализовать их семья Кеннеди не смогла. Член делегации штата Северная Дакота рассказывал о конвенте: «Я никогда не забуду Бобби Кеннеди во время голосования. Стоя перед нашей делегацией, он со слезами на глазах домогался наших голосов». Когда же при окончательном подсчете голосов прошел другой кандидат в вице-президенты, Дж. Кеннеди появился на трибуне конвента и с изяществом необыкновенным признал поражение. Лучезарно улыбаясь, он поблагодарил делегатов, «оказавшихся столь добрыми ко мне сегодня. Я думаю, что это вне всяких сомнений доказывает силу и величайшее единство демократической партии».

Роберт Кеннеди уезжал из Чикаго в мрачном настроении. «Мы им покажем», – цедил он сквозь зубы, не называя никого конкретно по имени. Джон подошел к делу куда более реалистически – прямо с конвента он отправился в поездку по стране агитировать за Стивенсона. Он выступил со 140 речами в 26 штатах. А Джозеф Кеннеди в эти недели отдыхал на Французской Ривьере. Джон сообщил отцу по телефону: «Мы сделали все, что могли, папочка. Повеселились, и я не валял дурака». Джозефа навестила на Ривьере К. Люс, тогда американский посол в Италии.

– Вы, наверное, горды тем, что Джэк был так близок к посту вице-президента, – польстила она отцу.

– Да, – невозмутимо отозвался Джозеф, – но мне было бы куда более приятно, если бы он проходил от республиканцев.

Кеннеди вернулся в сенат с национальной славой неудачливого кандидата в кандидаты на пост вице-президента. Это значило немало и, во всяком случае, утяжелило его суждения в сенате. При прохождении законов он настаивал на скрупулезном соблюдении конституционных норм, даже рискуя заработать репутацию ретрограда, как случилось при принятии закона о гражданских правах в 1957 году. Пристрастие Кеннеди к юридическим нормам сыграло на руку крайним реакционерам, всячески затягивавшим обсуждение законопроекта. К концу года оп получил сомнительную славу «любимого янки диксикратов». У Р. Кеннеди вошло в обычай припоминать о конвенте в Чикаго как о времени, когда его брат «был спасен от вице-президентства».

Постепенно Дж. Кеннеди прослыл, и вполне обоснованно, сторонником компромиссов, а сам подчеркивал важность интеллектуального подхода к политическим проблемам. Политиков, сообщил он в речи в Гарвардском университете, следует для отрезвления «окунать в студеные воды научных учреждений… чтобы они не стали пленниками собственных лозунгов». Роль политиков и ученых в области общественных наук аналогична: «Если первый удар свободе в любой стране с репрессивным режимом наносит политик, то второй – книга, газета, брошюра». Такие ученые даже более опасны, они «могут легко менять свои позиции, ибо им не нужно тащить за собой якорь общественного мнения». Поэтому необходимо содружество политиков и ученых – «компромиссы и завоевание большинства, процедурные установления и права оказывают воздействие на принятие конечного решения о том, что правильно, или справедливо, или хорошо».

Молодой, но маститый сенатор не упускал из виду постоянно напоминать, что его призвание – политика и только политика. В интервью журналу для женщин «Лейдис хоум джорнал» он сообщил: «У меня нет цельной философии жизни. У меня есть семья и работа. Я согласен с мнением греков времен античности – нужно полностью использовать свои возможности и добиться совершенства. Я люблю политику. Иная жизнь для меня немыслима. Жить – значит действовать. Политика дает мне все, что может обеспечить другая работа, и кое-что сверх этого: она интересна, достойна, полезна и является средством вершить великие дела». Очень целеустремленная сентенция – по статистике, тогда в США насчитывалось избирательниц-женщин на два миллиона больше, чем мужчин.