Братья Кеннеди - [34]

В составе флота США появился новый эсминец «Джозеф П. Кеннеди-младший». 19-летний Роберт бросил офицерское училище, пошел матросом первой статьи на корабль. Эсминец охранял покой в водах Карибского моря. За шесть месяцев службы молодой моряк не видел врагов, но научился сражаться за чистоту на корабле: в тропиках приходилось постоянно возобновлять краску на коррозирующем металле. Роберт демобилизовался с внушительным шрамом на лбу – результат потасовки с пуэрториканцем. Шрам остался на всю жизнь.

Семья Кеннеди понесла еще одну утрату: 10 сентября в Бельгии был убит в бою доставшийся с таким трудом Катлин супруг, 26-летний капитан гвардии маркиз Хартингтон.

Еще Ремарк тонко очертил психологию молодого человека, обожженного войной. Переход к мирной жизни мучительно труден. Тени ушедших окружают выжившего.

Инга Арвад по старой дружбе добилась у Джона интервью. Она попыталась заверить Джона, что он герой. «Во мне нет ничего героического, – отпарировал он, – настоящие герои не те, кто вернулся, а те, кто там остался, а таких много, включая двоих из экипажа моего катера».

Записные книжки Джона за 1945 год пестрели заметками о смерти. О гибели Раймонда Асквита в 1915 году (цитата из книги У. Черчилля «Великие современники»): «Война, сломившая множество людей, не могла ничего поделать с ним. И когда в реве и грохоте битвы на Сомме он пошел навстречу своей судьбе, то был он спокоен, горд, решителен и, в сущности, весел». Вырезки из газет о смерти Джо, письмо-рассказ Катлин о гибели мужа. Выписка из другой любимой книги – Джона Бьюкенена «Путь пилигрима»: «Он любил свою юность и остался юн навсегда. Любящий жизнь, блестящий и смелый, теперь он часть бессмертной Англии, не знающей ни старости, ни усталости, ни поражений». Шли годы, жена утверждала: горечь смерти молодым всю жизнь преследовала его.

В канун нового, 1945 года, Джон был демобилизован по инвалидности. Он отказался от пенсии, но взял 10 тысяч долларов, полагавшиеся ему как фронтовику по закону конгресса, именовавшемуся тогда «Солдатским биллем оправах». В начале года он несколько месяцев отдыхал. По наущению отца написал очерк «Попытаемся провести эксперимент – установить Мир», который не был опубликован. Мысли автора не были зрелыми, стиль далек от совершенства, но сердце было поставлено правильно: он обратился к самой волнующей проблеме – сотрудничеству с СССР. «Нам нужно самим продемонстрировать Советам свою готовность справедливо разрешать европейские проблемы, – писал Джон, – перед тем, как русские по-настоящему поверят нашим декларациям о дружбе. У русских память долгая, и многие лидеры нынешнего правительства помнят годы после первой мировой войны, когда в рядах Красной Армии они сражались против вторгнувшихся войск многих стран, включая английские и американские». Статья не пошла, хотя Джозеф приложил немалые усилия, чтобы протолкнуть ее.

В апреле 1945 года «герой с торпедного катера» Дж. Кеннеди «с точки зрения солдата» стал освещать конференцию в Сан-Франциско для газетного концерна, возглавлявшегося закадычным приятелем отца – У. Хэрстом. Уже 30 апреля 1945 года в его корреспонденции встречается суждение: «Самое главное здесь – наследие 25 лет недоверия между Россией и остальным миром, которое нельзя будет преодолеть ряд лет». Размышляя по поводу первой недели жарких споров на конференции, он заметил: «Русские, быть может, простили, но не забыли. Они хорошо помнят предвоенные годы, когда Россию пускали только на задний двор. Поэтому любая организация, основанная здесь, будет лишь скелетом. Ее возможности будут ограниченными. Она будет отражать глубокие разногласия между своими членами».

К концу конференции молодой журналист впал в глубокий пессимизм. Он объявил, что ООН – «продукт тех же страстей и эгоизма, которые породили Версальский договор», и зафиксировал: «Идут разговоры, что с русскими будут воевать через 10—15 лет. Но человечество не может позволить себе еще одну войну».

В 1945 году Гарвардский университет разослал бывшим выпускникам анкету, прося ответить на ряд вопросов. В конце анкеты Джон написал: «Я смотрю пессимистически на будущее нашей страны». Наверное, атомное сожжение Хиросимы и Нагасаки через несколько месяцев не прибавили ему оптимизма.

***

Джозеф П. Кеннеди так и не оправился от гибели Джо. В 1957 году его посетил обозреватель хэрстовских газет, взявшийся написать серию статей о семье Кеннеди. Состояние Джозефа Кеннеди достигло 500 миллионов долларов. Оп считался двенадцатым по счету богачом в США. Глава семьи гордо, загибая пальцы, перечислял достижения детей, упомянул о старшей дочери Розмари, о Катлин, погибшей при авиационной катастрофе в 1948 году. Журналист заметил, что отец старательно умалчивает о Джо. Он задал вопрос в лоб. Старик разрыдался и сквозь слезы кивнул в сторону жены: «Спросите о нем ее, она может говорить о нем. Я не могу».

Эмоции эмоциями, а жизнь продолжалась. После смерти Джо отец, не входя в тонкости переживаний Джона, приказал ему заняться политикой. Сын пробормотал что-то насчет журналистики. Ведь он уже с полгода работал у Хэрста, побывал на конференции в Сан-Франциско, съездил в Лондон, где наблюдал, как избиратели вышвырнули его кумира – У. Черчилля. Джон пожаловался другу-журналисту: «Все это выглядело, как будто меня призвали. Мой отец хотел, чтобы старший сын был политиком. «Призвали», пожалуй, не то слово. Он потребовал. Ты же знаешь отца». Позднее политик по принуждению объяснял: «Я вступил в политику только потому, что умер Джо, и, если со мной что-нибудь произойдет, брат Бобби займет мое место в сенате. А если и Бобби умрет, Тедди встанет на пост»