«Братья Карамазовы» в призме исихастской антропологии [заметки]
[1]
Доклад на симпозиуме «Искусство, творчество и духовность в “Братьях Карамазовых” Достоевского» (Колледж Святого Креста, Бостон (США), апрель 2008).
[2]
Здесь и далее ссылки на текст романа – по Полному собранию сочинений, первая цифра в скобках – номер тома, вторая – номер страницы.
[3]
Значение книги таково не только в формальной, но и в идейно-смысловой структуре романа: посылая «Русского инока» в редакцию, Достоевский писал: «Смотрю… на эту книгу шестую как на кульминационную точку романа» (письмо Н.А.Любимову от 7 авг. 1879 г. (30/1,102)).
[4]
Ср. хотя бы: «Автор – участник диалога (в сущности, на равных правах с героями)». М.М.Бахтин. 1961 г. Заметки // Он же. Собр. соч. Т.5. М., 1997. С.357.
[5]
Имя для этой категории персонажей взято мною из полемики сороковых годов: «К не нашим» – название грубого антизападнического стиха-памфлета Н.Языкова.
[6]
М.М.Бахтин. Цит.соч. С.355.
[7]
Ср. в Комментарии к роману: «Рассказчик «Братьев Карамазовых» – исследователь человеческой души» (15,479).
[8]
Связь «некоторых поучений Тихона Задонского» с «Житием» Зосимы указал сам Достоевский в цитированном уже письме к Любимову, а К.Мочульский отметил и целый ряд других соответствий (см. К.Мочульский. Достоевский. YMCA-Press, Париж, 1980. С.520-523).
[9]
К.Н.Леонтьев. Наши новые христиане. Ф.М.Достоевский и гр. Лев Толстой // Он же. Собр. соч. Т.8. М., 1912. С.198 (курс. автора).
[10]
Он же. Письма к В.В.Розанову от 13 апреля и 8 мая 1891 г. // Он же. Письма к Василию Розанову. Лондон 1981. С.39, 46 (курс. автора).
[11]
Он же. Мое обращение и жизнь на св. Афонской горе // Он же. Собр. соч. Т.9. СПб., б.г. С.13.
[12]
В.В.Розанов. Примечание 11 к письму К.Н.Леонтьева от 8 мая 1891 г. Цит. изд. С.51 (курс. автора).
[13]
Там же.
[14]
Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Изд. 3. Париж, 1983. С.302.
[15]
С.С.Хоружий. Русский исихазм: черты облика и проблемы изучения // Исихазм. Аннотированная библиография под общей и научной редакцией С.Хоружего. М., 2004. С.555.
[16]
Ср., напр.: «Приемная старца Зосимы почти с фотографической точностью воспроизводит «зальцу» о. Амвросия». К.Мочульский. Цит. соч. С.520.
[17]
А также и стилизованный под него – ближайшим образом, под его «Сокровище духовное, от мира собираемое» (1777-1779). Ср. К.Мочульский. Цит. соч. С.521-522.
[18]
Ср., напр.: «Зосима… обращен к будущему, как провозвестник нового духовного сознания русского народа». К.Мочульский. Цит. соч. С.522-523.
[19]
См. об этом: С.С.Хоружий. Русское старчество в его духовных и антропологических основаниях // Он же. Опыты из русской духовной традиции. М., 2005. С.41-46.
[20]
Kallistos Ware, Bp. of Diokleia. “Act out of Stillness”: The Influence of Fourteenth-Century Hesychasm on Byzantine and Slav Civilization. The “Byzantine heritage” Annual Lecture, May 28, 1995. Toronto, 1995, p. 15-16. Рус. пер.: Символ, 2007, № 52. С.63.
[21]
Алеша носит имя любимого малютки-сына Достоевского, умершего от эпилепсии в мае 1878 г. (как некогда Шекспир дает Гамлету имя своего умершего сына-мальчика).
[22]
См. об этом: С.С.Хоружий. Русское старчество в его духовных и антропологических основаниях. Цит. изд. С.59-60.
[23]
Из массы примеров, вот хотя бы – отношение Мити: «Без тебя разве могу на что решиться?... Только твое решение решит… тут дело совести, дело высшей совести… я сам справиться не могу и всё отложил до тебя» (15,34).
[24]
М.М.Бахтин. К вопросам самосознания и самооценки… // Он же. Собр. соч. Т.5. С.74.
[25]
В начале романа, Алешу поражает в Катерине Ивановне «властность, гордая развязность, самоуверенность надменной девушки» (14,133); в финале, Рассказчик говорит о ней: «гордая и целомудренная… только из гордости она сама привязалась к нему… из уязвленной гордости» (15,121-122).
[26]
Мы здесь позволили себе соединить пассажи из двух версий карсавинского эссе, в форме статьи «Федор Павлович Карамазов как идеолог любви» и в форме Ночи Второй в книге «Noctes Petropolitanae».
[27]
В.В.Вейдле. Четвертое измерение. Из тетради о Достоевском // Возрождение (Париж), 12.02.1931. Цит. по: Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994. С.192.
[28]
И.Бродский. О Достоевском // Русские эмигранты о Достоевском. С.375.
[29]
Так, в немецкой «Истории русской литературы» (1886) сообщалось, что поздние романы Достоевского – «чистая психиатрия и патология»; Георг Брандес титуловал писателя «гений-эпилептик», а Макс Брод писал Кафке, что у Достоевского «слишком много душевнобольных». См.: В.В.Дудкин, К.М.Азадовский. Достоевский в Германии // Литературное наследство. Т.86. М., 1973.
[30]
Отдельные беглые замечания Бахтина говорят, что его позиция – снятие всей проблематики путем ее перевода в другую плоскость. В качестве такой плоскости может фигурировать карнавальность (ср.: «Скандалы… “истерики” и т.п. у Достоевского. Их источник – карнавальная площадь». М.М.Бахтин. 1961 г. Заметки. С.339). В другом варианте, более созвучном раннему Бахтину, в «психопатологическом дискурсе» предлагается, видимо, усматривать некую специфическую форму очищающего самовыплескивания, самораскрытия, родственную исповеди (ср.: «Скандалы, истерики и т.п. в мире Достоевского. Это не психология и не психопатология, ибо дело здесь идет о личности, а не о вещных пластах человека, о свободном самораскрытии, а не о заочном объектном анализе овеществленного человека». Там же. С.354. Курс. автора). Критическое предостережение против того, чтобы находить в поэтике романа «объектный анализ овеществленного человека» справедливо и ценно; однако на практике ни в какой другой плоскости обсуждаемая проблематика Бахтиным развернута не была, а оба указанных пути, на мой взгляд, несостоятельны.
[31]
Сравнение систем поэтики Достоевского и Джойса бегло проведено в моей книге: С.С.Хоружий. ”Улисс” в русском зеркале. М., 1994 (Эпизод 16). См. также мой комментарий к «Улиссу» Джойса, прежде всего, к эп. 16, 17 (Дж.Джойс. Улисс. СПб., 2004. С.805-817).
Самый чистый и самый благородный из великих людей новой русской истории.- П.А. Флоренский Колумбом, открывшим Россию, называли Хомякова. К. Бестужев-Рюмин сказал: "Да, у нас в умственной сфере равны с ним только Ломоносов и Пушкин. Мы же берем для себя великой целью слова А.С. Хомякова: "Для России возможна только одна задача - сделаться самым христианским из человеческих обществ".Источник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" (http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
Из истории отечественной философской мыслиОт редакции. Мы продолжаем рубрику «Из истории отечественной философской мысли» подборкой, посвященной творчеству известного историка и философа Л. П. Карсавина. К сожалению, имя этого мыслителя почти забыто, его идеи, тесно связанные с религиозно-философской традицией обсуждения важнейших проблем человеческой свободы, пониманием личности и истории, сути общественных преобразований, практически не анализировались в нашей литературе. Рукописи Карсавина «Жозеф де Местр», публикуемой впервые, до сих пор лежавшей в архиве, предпослана статья С.
С. С. Хоружий. После перерыва. Пути русской философии. Здесь только первая часть — О пройденном: вокруг всеединстваИсточник: http://www.synergia-isa.ru.
Сообщение на расширенном заседании Московско-петербургского философского клуба 7 февраля 2009 годаИсточник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" (http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
Заметки к онтологии виртуальностиИсточник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».