Братья. История масонства в России - [29]
ДЕНИС: Историю я очень слабо знаю. Потому что мы сами приехали только сегодня с утра в Петербург. Я сам из Пензы, а человек ко мне из Эстонии приехал. Предположения нет, потому что я изначально не знаю, что это такое. Если, наоборот, Вы мне расскажете, где это находится и как туда попасть, мы с удовольствием сходим и поинтересуемся, где это вообще.
М. ЛАПТЕВА: Большую путаницу в ответах опрошенных корреспондентом «Эхо Петербурга» вызвало то, что сейчас на Елагином острове находится ЦПКиО, где часто появляются новые аттракционы. Так, например, полковник внутренних дел Владимир посчитал, что развлечения на острове появились совсем недавно.
ВЛАДИМИР: С ребёнком мы ходим туда периодически. А насколько я знаю, он лет уже восемь как существует.
М. ЛАПТЕВА: К середине ХХ века отнёс основание парка развлечений и председатель профсоюза Евгений.
ЕВГЕНИЙ: Я одно могу сказать, что это, возможно, был 1956-57 гг.
М. ЛАПТЕВА: Правда, часть опрошенных, всё-таки, представляет себе историю парка на Елагином острове более продолжительной.
Не пришлось и без того, чтобы не приписать достижение основателю Петербурга Петру I. Так, например, считает Светлана.
СВЕТЛАНА: Кто его мог открыть… Кто-то из основателей. Может быть Пётр I.
М. ЛАПТЕВА: Почти такое же предположение высказал и пенсионер Владимир Парфёнович.
ВЛАДИИР ПАРФЁНОВИЧ: Ну, это при Петре I, Пётр I, наверное, открыл. Или Меньшиков.
М. ЛАПТЕВА: Водитель Михаил предположил, что появиться первый парк развлечений мог уже немного позже.
МИХАИЛ: Наверное, с времён Екатерины, мне кажется.
М. ЛАПТЕВА: О том, что гостеприимном хозяином Елагина острова и основателем там парка развлечений был Иван Перфильевич Елагин некоторые опрошенные, правда, догадались по названию. Но скорее наугад. Например, бармен Вика.
ВИКА: Ещё раз… парк где находится?
М. ЛАПТЕВА: На Елагином острове.
ВИКА: Ну Елагин.
М. ЛАПТЕВА: Офис-менеджер Ольга рассуждала при ответе на вопрос логически.
ОЛЬГА: Наверное, Елагин, потому что там был его дворец, наверное, там и развлекалась публика придворная.
М. ЛАПТЕВА: И только не пожелавший представиться гражданин попросил к нему с глупыми вопросами не приставить.
ГРАЖДАНИН: А почему Вы меня спрашиваете? Мне 48 лет на носу, поэтому я никогда этим не занимался.
М. ЛАПТЕВА: И удалился в сырую питерскую н9очь.
Н. АСАДОВА: Ну что ж… Это была улица Санкт-Петербурга, которая, как выяснилось, не очень хорошо знает о том, кто же являлся создателем первого публичного парка увеселений на Елагином острове.
Л. МАЦИХ: Ну, не беда! Может они какой-то подвох заподозрили. И потом, питерская ночь… Ночь, улица, фонарь, аптека… Это нестрашно. Это был Иван Перфильевич Елагин. Хорошо бы, если бы мы это знали. В России не было тогда подобных увеселений. Это было некоммерческое предприятие. Но он был вельможа и был богат. Кстати, на масонские рукописи и планы тратил большие деньги. Но вот любопытный штришок про Елагин дворец и Елагин остров и про Ивана Перфильевича.
Он устроил там карусели и качели. На качели была очередь, поскольку эта вещь была завлекательна. И он приказал смотрителям качелей выдавать, как он писал, простонародным девушкам в сарафанах, специальные верёвочки, чтобы они подвязывали эти самовары перед тем, как они вступают на качели, «дабы не попадали в кунфузное положение», когда взлетают высоко и открываются виды. Он об этом думал. Он был царедворец, он был канцлер, он каждый день был зван к Екатерине. Он ведал судьбами полумира.
Он искал истину. Он искал философский камень, кстати, в подвалах своего павильона под флагом там же. И ему было дело до крестьянских девок, которые могли оконфузиться. Вот этот шришок, эта верёвочка, она стоит десятка иных манифестов. И это, как мне кажется, победа истинного масонского духа — забота о реальном, конкретном человеке, а не вообще о каком-то выдуманном абстрактном идеале.
Н. АСАДОВА: Неся ответственность за народ.
Л. МАЦИХ: Ну, если это можно назвать ответственностью за народ, за нравственность.
Н. АСАДОВА: Просто из того, что я читала, масонские ложи стали едва ли ни первыми сборищами, организациями, где люди рассуждали о нравственных ценностях, о таких категориях, как ответственность дворянства перед крепостными.
Л. МАЦИХ: Ну, не только так. Это тоже, разумеется, имело место. Тут ведь что нужно понять. В государстве, каким была Россия до Петра, и какой её хотели видеть люди, противящиеся реформам, был один вид интеллектуального дискурса. Это была церковная проповедь, которая всегда говорится в импиративном духе и не допускает ни толкования, ни возражения. В ложах важно было не столько о чём они говорят, сколько как они говорят. Они учились мыслить, дискутировать, они понимали, что есть иные мнения, а не только моё.
Они учились раздвигать интеллектуальные горизонты, они учились читать на иностранных языках. Тогда по-русски книг было очень мало, всему приходилось учиться. Переводы были с немецкого, французского, английского и с древних языков. А об ответственности дворянства перед крепостными — не думаю. Но об ответственности дворянства перед Отечеством, о долге дворянском, о служении Отечеству они говорили очень много. И разумеется, их занимали извечные вопросы — как построить царство истины, что есть справедливость, достижимо ли бессмертие.
