Братья - [95]

— Ты понимаешь меня? — спросил Шеринг, рассказав о плане.

— Понимаю, — ответил Родион.

— Ты как будто устал? Или ты не согласен со мной?

— Я согласен. Я старался не пропустить чего-нибудь.

Нажимая кнопку звонка на столе, Шеринг опять улыбнулся, и тогда Родион почувствовал приступ мягкого, согревающего спокойствия: он нашел Шеринга таким, каким хотел его найти, каким Шеринг постоянно появлялся перед ним в воспоминаниях и снах.

В рубку вошла женщина. Черное платье на ней было необыкновенное — таких давно уже не носили — с высоким, глухим воротничком и длинными рукавами. Но сидело оно отлично, и казалось — старомодность его была умышленно сохранена. Женщина бегло взглянула на Родиона, рассчитанно по-деловому усаживаясь за стол и придвигая к себе «ундервуд», и так же по-деловому, наскоро проговорила:

— Здравствуйте, товарищ Чорбов.

«Значит, уже знают», — решил про себя Родион.

— Пишите, — тихо сказал Шеринг и начал диктовать.

Женщина держалась прямо, лицо ее было сосредоточенно, пожалуй, — строго, но работу она исполняла легко, сильные пальцы ее без заминки находили нужный клавиш, и строки быстро погоняли размеренную однотонную диктовку.

Вдруг, в паузу, она подняла глаза и столкнулась со взглядом Родиона. Она глядела на него, как смотрят, задумавшись, в пустоту, но Родион с неприятной остротою почувствовал, что она видит и нарочно не сводит с него темных своих, недвижных глаз. Он нахмурился, подпер голову рукою и решил не уступать.

— Дальше! — сказал Шеринг.

Нет, Родион, конечно, ошибся. Женщина оторвала от него свой взгляд так, как отрывают его от пустоты: веки дрогнули, зрачки метнулись в сторону, и тотчас — наполнившись сознанием — глаза опустились, заслоненные синеватой тенью ресниц.

Тогда стало видно, что взор женщины, пока он был открыт, озарял все ее лицо, и сквозь деловую сосредоточенность Родион различил беспокойную, вызывающую красоту. И он смотрел в это лицо не отрываясь, как будто единоборство взглядов все еще продолжалось.

— Это все, — чуть повышая голос, закончил Шеринг. — А как работа, которую я сдал утром? — спросил он тут же.

Стоя в самых дверях рубки, женщина повернула голову к Шерингу, но глаза ее снова остановились на Родионе.

— Мне осталось только проверить, — ответила она, — я принесу ее вам через полчаса.

Нет, она опять смотрела в пустоту, она не замечала Родиона! Вместе со взором лицо ее озарила сверкнувшая на один миг полоса зубов, и — нагнувшись под притолоку — женщина вышла.

Родион глядел ей вслед, когда она переступала порожек. Она была сильна, округлые плечи и спина ее были гибки, платье хорошо облегало ее тело.

— Правильно я сочинил? — спросил Шеринг, протягивая бумагу Родиону. — Тебе надо подписаться.

Родион вспыхнул и насупился. Из-за какой-то юбки он проморгал все, что говорил Шеринг! Хорошее начало!

— Я прочитаю разок еще, — пробурчал он и с недовольством мотнул головой на дверь: — Кто это?

— Как видишь — машинистка. Письмоводитель, счетовод — кто хочешь.

— Она давно у тебя?

— Месяца четыре. Прекрасный работник.

Родион молчал.

— Ты знаешь ее? — спросил Шеринг.

— А ты? — вскинув бугры тяжелых бровей, отозвался Родион.

— Она работала у меня в Москве, я привез ее с собою. Она из купеческой семьи, кажется. Варвара Михайловна Шерстобитова. Не слыхал?

— В штабе командующего флотилией секретарь из купеческой семьи, — прищурился Родион.

Шеринг ответил не сразу. Он внимательно осмотрел товарища, словно только сейчас нашел минуту сравнить его с тем Родионом, которого он знал много лет назад.

— Может быть, тебе следует знать, — ухмыльнулся Шеринг, — здесь на пароходе есть такой Чупрыков, вроде каптенармуса, увидишь. Когда я пригласил Шерстобитову ехать со мной, она очень просила взять его. Сейчас я вспомнил. Этот самый Чупрыков — из добровольцев, служил в полку, который я формировал. Он и привел тогда в штаб Шерстобитову. Выходит — круговая порука, — засмеялся Шеринг. — Не знаю, чем они связаны.

Родион молчал.

— Но если ты думаешь… — проговорил Шеринг, кладя на коленку Родиона теплую руку, — если думаешь насчет… верно ли я тебя понимаю? То ведь пешком по воде не уйти, жизнь здесь на ладони. Я имел это в виду и совершенно спокоен. А Варвара Михайловна — работник нужный.

Шеринг поднялся с койки и подошел к столу.

— Да ты сам в этом убедишься, — резко добавил он. — Тебе придется все время работать с ней… Давай дальше. Прочти вот…

Да, Родиону пришлось убедиться, что Варвара Михайловна — прекрасный работник…

Судовой устав на реке — не то, что на море. По Волге, Оке и Каме плавают, в сущности, жилые избы — очень большие, просторные или тесные, смотря по тому, каков пароход. Команда живет на судах семьями, особенно команда старшая — капитан, помощники, механики, лоцманы, иной раз и матросы — с женами, младенцами, овеянные пахучей домашностью, в пеленках, узлах, самоварах. Домашность эта пришла на пароход с плотов и белян, с просторных барок и украшенных расшив, и ее не могли разрушить ни комфортабельные экспрессы, ни расчетливые акционеры пароходных обществ. Матрос привык на пароходе жить, а не только плавать, и бабья юбка на борту стала для него чем-то вроде сигнала о полном благополучии.