Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [30]

Александр. Москва, 23 июня 1828 года

Третьего дня случилось здесь трагическое происшествие: две сестры, обе замужем, мужья в отлучке, одна здесь, другая в подмосковной. Здешняя занемогает, посылает за тою; та приезжает, находит сестру уже умершею, кидается на тело, лобызает его и на нем тут же дух испускает. Обеих кладут на один стол, в одно время хоронят и в ту же могилу кладут. Одна из них – Гурьева какая-то, а другая – не знаю, за кем. Но столь трогательная, нежная черта любви стоит того, чтобы подробнее разведать. Расспрошу, правда ли? Может быть, и прикрашена история.

Александр. Москва, 25 июня 1828 года

Поздравляю тебя с радостным для России днем сегодняшним [день рождения Николая I; ему пошел тогда 33-й год], мой милый и любезный друг. Уж верно, усердно все помолятся в соборе за государя, пожелают ему всех благ и благополучного окончания войны. Надобно быть в церкви, в Архиве на минуточку, а там обедать у князя Дмитрия Владимировича. Вчера Иванов день, праздник на Трех Горах и на прудах; но последние вздумалось Юсупову теперь чистить, спустили воду, отчего сделалась ужасная вонь, а потому и пустились все на Закревского дачу, где была бездна народу. Граф Федор Андреевич [Толстой, тесть Закревского] показывал мне дом; славно отделан, то есть расписан, ибо мебелей еще нет, только книги в кабинете Арсения Андреевича, откуда прекраснейший вид. Такой дом хорошо бы иметь и среди столицы. Расположен он хорошо и обширен, все любовались чистотою. Я заметил вещь странную: нет ни солдат, ни караульщиков, а никто не смеет ходить по дорожкам или топтать траву, как бывает во всех садах, для публики открытых. Я видел в этом какое-то особенное уважение к хозяину. Одно не одобрял я: плотиков много, и они нужны, ибо много островков, но они так легки, что тонут, а это очень неприятно для дам: мочат себе ноги, у иной и башмаков не видать, как только чуть лишняя тягость.

Я и не знал, что Алексей Орлов там. Ежели тонуть ему, то разве в Неве или на Мойке, полагал я; а вместо того ему сдается Мачин. Бибиков славный сделал прыжок, будет помнить Браилов; авось-либо и Анненкову достанется курьерство такого же рода. Ай да мусье Серж! Я, право, душевно порадовался записке князя Сергея Ивановича [Голицына, мужа двоюродной сестры Булгаковых], только тыканье с тобою на французском диалекте показалось мне смешно. То-то, я чаю, вся семья радуется и рассказывает о чудесах ихнего Сергея Чудотворца! Правду сказать, Бог Чижика нашего наградил славными ребятами.

Ты слышал ли, что князь Егор Алек. Грузинский скрылся, как Уваров [женатый на сестре декабриста Лунина]; иные говорят, что он утопился, удавился, а другие – что бежал в главную квартиру, чтобы броситься в ноги к государю. Его судят за какие-то проказы и преступления. Давно тучи висят над ним.

Александр. Москва, 27 июня 1828 года

По причине засухи и жары, были молебствия с коленопреклонением; намолила же себе Москва дождя! Возвращаясь из Архива, заехал только на минуту к Обресковым, торопился домой. Москва была окружена черными облаками; сидя в Архиве, видел я уже вдали тучу, подвигающуюся тихо из-за Поклонной горы. Хотим вставать из-за стола, вдруг ветром открыло окна в зале; только что успели закрыть, пошел дождь, и не каплями падал, а точно лило как из ушатов, так что в 20 минут против нашего дома не видать было мостовой, а текла речка выше гораздо тротуарных столбов. Ворота не вздумали, да и не успели закрыть; двор ниже улицы, вдруг хлынула туда вода и вошла в погреба, подвалы и кухню; из последней кучер князя П.А.Хованского и два пильщика, пришедшие из деревни за деньгами, не могли уже выйти, и их вытащили в окно. Ветер дул с ужасной силой, молния сверкала, и гром часто падал; долго шел и град, только некрупный. Дети плакали, Наташа увела всех в свою спальню, зажгла свечи перед образами и давай Богу молиться, между тем как люди наши, идучи по колена в воде, старались спасать что можно. Лошадь, которая в коровьем хлеву, подмытом водою, тонула, они вытащили и спасли. Ворота с ужасными усилиями успели они затворить и рогожами запрудили все щели, так что вода на дворе немного уже прибавлялась. Забор против нас повалился. У Митькова и Карцева снесло крышу, наша уцелела, а только ставни оторвало. Беда та, что вода, не имея стоку, все одинаково у нас стояла. Что делать в таком положении? Я велел прорубить забор, несмотря на крики Карцева управителя, и спустил воду к нему, советуя ему так же поступить с его соседом. Тут Божие наказание, надобно же что-нибудь делать и себя спасать. У Салтыкова против нас весь двор преобразился в большое озеро, а по мостовой мимо нас, или, лучше сказать, по реке этой, несло бревна, дрова, бочки, сальные свечи (видно, разбило завод где-нибудь или лавочку), собак и проч. Ужас! Точно было маленькое изображение вашего ужасного наводнения. Этой картины долго не забуду. Дождь этот продолжался часа полтора, от четырех часов до половины шестого.

Когда прояснилось, я взял извозчика и поехал по городу. Не видать было почти дома без повреждения. Из пяти домов, верно, четыре с открытыми крышами, с поваленными трубами, заборами, воротами и проч. Древние орлы кремлевских башен или снесены, или погнуты. Гром, ударя в Ивана Великого, отбил угол вверху и убил звонаря, который собирался благовестить к вечерне. Большая часть крестов на церквах снесены, погнуты или повреждены, как то: в Успенском соборе, Косьмы и Дамиана, Спаса в Песках, а у Симеона Столпника снесло среднюю большую главу, и при мне подняли крест на улице. У тестя моего снесло ворота, и их нашли у Пречистенских ворот. В Оружейной палате купола среднего как бы не бывало, в Большом театре, в экзерциргаузе сорваны железные крыши, а в Арсенале почти вся крыша унесена ветром. Александровский сад представлял озеро, из коего торчали деревья. Верх одной из башен кремлевских (угольная к Каменному мосту) сорван. Вот что я сам видел, а мало ли еще было бед в таком обширном городе, как Москва. Обер-полицмейстер ездил по городу, чтобы узнавать, что в каждом месте происходит. Нам убытку по крайней мере было ста на три; где тонко, тут и рвется! Слава Богу, что мы все живы и здоровы. Всех храбрее был Пашка [младший сын А.Я.Булгакова]: ни грома, ни дождя не боялся. Бедные мои люди все перемокли. Я им дал 25 рублей, послал их в баню и велел чаю напиться. Их усердие спасло нас от больших бед.