Братство выживших - [10]

Когда начало светать, охранника вывезли на лодке на середину реки, правую руку капроновой веревкой привязали к чугунному радиатору отопления и сбросили армянина и радиатор в воду. Утопленник должен был пролежать на дне хотя бы до начала осени, пока тело не обглодают рыбы, но труп всплыл уже на третий день и прибился к берегу. Его нашли спасатели лодочной станции. Оказалось, что, уже находясь на дне, Арутюнян отчаянно боролся за жизнь, пытаясь зубами перегрызть веревку.

Затея почти удалась, не хватило буквально нескольких секунд, чтобы спастись. Если бы у Арутюняна после жестоких избиений и пыток остались на месте все зубы, возможно, ему бы удалось перекусить эту проклятую веревку и выплыть. Но зубы во рту торчали через один, как штакетник худого забора.

Тут нечего беспокоиться, утешил себя Казакевич, менты все равно бессильны. Труп Арутюняна со следами пыток им ничего, кроме головной боли, не даст. По картотеке армянин не проходит, в Москве не прописан, родственников здесь не имеет. Его личность не установят, и, когда истечет срок хранения тела, его сожгут, и захоронят прах в братской могиле.

На четвертый день Казакевич переговорил с руководителем армянской бригады, выписанной из Еревана для разового задания. Армяне должны были устранить Тимонина и тут же отбыть сначала на поезде в Питер, оттуда на родину самолетом. В том, что ничего не получилось, что Тимонин до сих пор жив, вины армян нет. Они всего лишь исполнители, съемные, заменяемые детали. Казакевич отменил задание, выплатил бригадиру отступное и велел убираться из Москвы.

В понедельник он связался с Германом Маковецким, посредником, приемщиком заказов на «мокрые» дела. Сказал, что нужно встретиться и выпить на старом месте по кружечке пивка часиков в двенадцать. В переводе на человеческий язык это иносказание имело иной перевод: есть срочный разговор, к двенадцати приезжай туда, где встречались в прошлый раз. Точку облюбовали давно. Безлюдное, чистое от прослушки поле, пустырь в районе городской свалки в пригороде Люберец. Но, как выяснилось, даже это идеальное место не без изъянов.

Поднявшееся в зенит солнце нещадно палило, ветер приносил со свалки нестерпимую смрадную вонь. В небе кружили стаи ворон и чаек. Но ни Казакевич, ни Маковецкий, наученные опытом, не перенесли разговор в салоны своих автомобилей, оснащенных кондиционерами. Остались стоять посередине пустыря, на солнцепеке. Маковецкий внимательно слушал собеседника, обливался потом и прикладывал к носу смоченный одеколоном носовой платок.

Казакевич обрисовал ситуацию. Нужны новые люди, другая бригада, более опытная, квалифицированная. Предстоит не просто «замочить» человека в парадном, в тачке или на даче. Мишень подалась в бега, ее нужно выследить, найти. Естественно, «подрядчики» не должны быть москвичами. Надо найти людей на стороне, в Прибалтике, на Украине. Впрочем, такие подробности Маковецкому объяснять необязательно. Он имеет добрый процент с заказа, сам заинтересован в успехе.

«У меня есть азербайджанцы, их бригадир Валиев живет в Москве, остальных я поселил на даче в Ивантеевке, – сказал Маковецкий. – Уже три недели ждут дела. Хорошие ребята, проверенные. Правда, в Москве они все, кроме Валиева, еще не работали». – «Тем лучше, что не работали, – ответил Казакевич. – Значит, не засветились. Когда они будут готовы и смогут приступить?» – «Завтра я познакомлю тебя с Валиевым, договаривайтесь напрямую», – ответил Маковецкий и уткнулся носом в надушенный платок.

Казакевич в подробностях раскрыл детали предстоящей операции, после чего ударили по рукам и разъехались в разные стороны.

Во вторник с утра Казакевич вызвал в свой кабинет помощника Тимонина Сашу Бокова, показал пальцем на кресло и начал с бытового вопроса. На самом деле вопрос имел некий угрожающий подтекст, и Боков понял скрытые намеки с полуслова.

– Вроде у тебя жена должна родить со дня на день? – спросил Казакевич.

– Должна, – подтвердил Боков.

– Как она себя чувствует?

– Так себе, тошнота и все такое. Плохо спит. – Лицо помощника оставалось бледным, глаза мутными, сонными.

– Дай ей бог здоровья. А вообще, это хорошо, что вы решили потомство завести. Дети – это ведь наше будущее. Правильно?

– Правильно, – механически подтвердил Боков.

– Кстати, тебе уже известно, кто отец ребенка?

– В каком смысле? – округлил глаза помощник.

– Я шучу. Ты совсем отупел, юмора не понимаешь? Теперь слушай сюда.

Казакевич сильно шлепнул ладонью по крышке стола, чтобы вывести собеседника из сонной задумчивости, и обрисовал картину. Только что ему звонила безутешная жена Тимонина. Хныкала и ждала, нет, просто выпрашивала слова утешения. И услышала их. Казакевич сказал ей все, что нужно говорить в таких случаях, что хотела услышать женщина. Мол, человек не иголка, найдется. Тимонин не пропадет, в обиду себя не даст, он не из слабаков и так далее.

Но все это эмоции, которые к делу не относятся.

Суть же в следующем. Сегодня утром приехал человек, которого они ждали, провинциальный мент Девяткин. Можно сколь угодно долго иронизировать насчет умственных способностей ментов вообще, и провинциальных – в частности. Однако этот Девяткин – старый друг Тимонина, вместе служили в Афгане, и хотя в дальнейшей жизни их дороги разошлись, но, как ни странно, эти два совершенно разных человека не перестали быть близкими друзьями.