Братство обреченных - [12]

— Как?

— Черный Дельфин.

— Почему?

— Тюрьму здесь построили еще при Екатерине, — Трегубец положил трубку. — Этот корпус до сих пор сохранился, там сейчас и сидят пожизненники. А перед входом — статуи черных дельфинов. Откуда они здесь взялись, кто их поставил, зачем — уже неизвестно. Но вот стоят же. Поэтому заключенные и стали называть колонию Черным Дельфином. Так прижилось, что уже и сотрудники порой в официальных бумагах Черный Дельфин пишут. Но мы их поправляем, конечно.

— Надо же, — задумчиво произнес Ветров.

Он давно заметил, что у российских тюрем поэтичные названия: Белый Аист в Астрахани, Черный Дельфин здесь, в Соль-Илецке, Огненный Остров в Вологодской области, Белый Лебедь. Да и Матросская Тишина звучит романтично. Но только романтика эта с горечью. Нет в ней любви, нет надежды. Ведь на людях, попавших в утробу белых «аистов» и «лебедей», стоит клеймо изгоев. Порой — вполне заслуженное клеймо. И не смыть его, не срезать с кожи… Потому что самое страшное клеймо — всегда незримое.

Ветров отмахнулся от этих мыслей.

«Надо меньше умничать, а то меня часто заносить стало», — подумал он. Андрей давно заметил за собой грешок пускаться в какие-то заумные размышления. Он старался вовремя обрывать себя, но это не всегда получалось. Потому что от умных мыслей раздувалась грудь! Ветров начинал чувствовать себя оратором перед внимающей аудиторией. Ему мерещились восхищенные взгляды слушателей. Хотелось говорить еще и еще. Жаль только, что благодарные и восторженные слушатели существовали лишь в его воображении.

— Так мы идем? — нетерпеливо спросил Андрей, возвращаясь с неба на землю.

— Минутку. — Подполковник вновь поднял трубку и крутанул диск.

— Прошу прощения… — Офицер прикрыл микрофон ладонью. — Надо сделать срочный звонок. По работе. Потом пойдем.

«Надо так надо, — подумал Ветров. — Может, тайну какую сейчас услышу…»

— Борис, как там у тебя? — спросил Трегубец, когда на том конце провода ответили. — Нет, так не пойдет… Пойми меня: здесь нужно что-то более серьезное…

Голос подполковника становился все более раздраженным.

— Я больше ждать не могу… Не уговаривай меня… Хорошо… Хорошо…

Ветров даже не подозревал, что речь шла о нем. Собеседник Трегубца — куратор из ФСБ — уговаривал отложить встречу. Но у подполковника было и свое начальство, чей приказ он не мог нарушить. Знай Андрей про этот расклад, он несомненно с большим интересом прислушивался бы к разговору (точнее, к монологу, поскольку слышал только реплики подполковника). А так — лениво листал дело.

— Я все понимаю, но так дела не делаются, — твердо сказал Трегубец. — Я со своей стороны сделал все, что мог. Какие ко мне претензии?

На щеках офицера появился румянец. Казалось, еще секунда — и подполковник сорвется на крик. Но то была лишь вспышка, гнев тут же стал сходить на нет.

— Что ты мне это выговариваешь, Борис? — Голос офицера начал успокаиваться. — Давай сделаем так: я проинформирую тебя, как все прошло… Нет, нет, это исключено… Борис, душой и телом я полностью на твоей стороне. Но пойми меня: что я могу делать, то делаю. Что не могу — извини.

«Мужик, хорош уговаривать, ты сам облажался! — мысленно обратился Ветров к невидимому собеседнику Трегубца. — Объяснили же: ждать больше не могут. Интересно, о чем речь? Наверное, о каком-то закрытом тендере. Тот должен был откат принести, да не принес, теперь плакал для него тендер. А этот в доле хотел быть, теперь без доли останется. Потому и переживает. Э-э, господа офицеры, меня не проведешь! Я ваши штучки насквозь вижу!»

— Бывай. Я остаюсь на связи, — нетерпеливо произнес Трегубец и положил трубку. Было видно — разговор его расстроил, а уговоры собеседника — достали.

— Ну что, пообедаем, а потом пойдем? — Подполковник посмотрел на Ветрова.

— Сначала пойдем, а потом пообедаем, — вежливо, но непреклонно ответил Андрей.

Подполковник вздохнул и надел фуражку с высокой тульей.

— Пошли, — сказал он, вставая.

При свете дня Ветров заметил, что у офицера были толстые длинные ноги, которые при движении почти не сгибались. Стрелки на форменных брюках с малиновым кантом еле различались. Но и помятостей не имелось. Короткий камуфлированный бушлат раздувался. Со стороны казалось, будто зеленый шар передвигается на бревнах-ходулях.

— Приготовьте документ какой-нибудь, — сказал он перед КПП. — Надо будет сдать.

Они вошли в приземистую будку. Ветров отдал полноватой брюнетке в форме редакционное удостоверение, и впереди лязгнул замок.

— Проходите, — сказала девушка.

На удивление, по ту сторону забора оказалось лучше, чем на воле. По крайней мере — визуально. Чистые асфальтовые дорожки пролегали вдоль аккуратных газонов. Местами еще лежали сугробы с прямоугольными боками. Эдакие снежные кирпичики. Но уже повсюду зеленела травка. А на деревьях распускались первые листочки.

«Это какой-то оазис», — подумал Андрей. Он представил себе цветущую территорию колонии посреди голой степи. Городок в счет не шел: он был частью степи, вписываясь в нее и становясь на ее фоне незаметным. А колония выделялась…

— Это жилая зона, — сказал Трегубец.

Они прошли еще несколько КПП. Везде перед ними щелкали замки. А на дорожках чирикали воробьи.